Полведра студёной крови
Шрифт:
Да. Да-да-да! Вот он – родной ангар! Ряды машин… Это выход! Но… Стоп. Откуда этот свет? Мой путеводный свет, мать его! Ведь я прикрывал дверь, оставил только небольшую щёлку. Дьявол. Ворота… они открыты.
На воду, искрящуюся в трапеции света, упала тень.
Я, стараясь не шаркать натурально обледеневшими ногами, отполз за колесо ближайшего грузовика и продолжил наблюдать из своего тёмного угла.
Из-за оранжевого гусеничного вездехода вышел человек, приладил стартёр в гнездо под решёткой радиатора и несколько раз крутанул.
Это был
«Загрызу суку».
Я бросился вперёд, когда оживший мотор вездехода взвыл, дверца кабины захлопнулась и машина начала выруливать к воротам. Правда, «бросился» – сильно сказано. Начал переставлять ноги в темпе чуть выше прогулочного шага. Но и это отняло у меня все оставшиеся силы. Я упал. И пополз. Примерзая локтями и коленями к полу, оставляя на нём куски кожи. Я прополз ангар. Выполз наружу. И ещё какое-то время толкал окоченевшее туловище одной ногой по следу гусеничных траков, пока не отключился…
На следующий сеанс связи реальность вышла внезапно, застав меня врасплох. Разлепив глаза, я долго не мог сообразить, что происходит. Почему я двигаюсь спиной вперёд? Что за коряга волочится позади? И откуда эта вонь? А потом сеанс так же внезапно прервался…
– Отойди. Отойди отсюда, – слышалось где-то далеко-далеко недовольное ворчание, топот и пыхтение. – Уйди, глупый кот. Ошпарю же. Погуляй. Ну, давай, всё тепло выпустишь.
– Зеркала… – разлепил я губы.
– Чего? – произнёс тот же голос, но уже ближе.
– У него были зеркала? – Я всё ещё не открыл глаза и пребывал в собственных мыслях.
– Какие зеркала?
– Заднего вида?
– Э-э… Не знаю. Правда, не знаю, – обратился голос к кому-то ещё извиняющимся тоном. – Где зеркала? У кого?
– У Ткача, на вездеходе. Он видел? Видел меня?
– У Ткача? Это твой друг?
– Друг… Да. Мы добрые друзья…
Похоже, я заснул, так и не успев до конца проснуться.
Повторное пробуждение было куда жёстче предыдущего. В первое мгновение я решил, что горю.
– Тише-тише! – подскочил ко мне тощий дед, закутанный в тряпьё. – Не шевелись. Лежи.
– Дьявол!!! Что со мной?!
– Ты весь отмороженный.
– Да, мне такое уже говорили. – Я пригляделся. – Постой. Ты же…
– Альберт, – ощерился дед наполовину заполненными дёснами.
– Точно. Как я здесь оказался?
– Это всё кот. Большой кот, пушистый.
– Что ты несёшь? Какой кот? Дьявол! Почему так больно?
– Ты весь во льду был. Кожа волдырями пошла, местами почернела даже. А сейчас оттаял чуток и распух. Альбертик думал, помрёшь. И руки у тебя сломаны. Альбертик вот досочки к ним приладил, как в книжке нарисовано, чтобы срастались. Лучше не двигайся. А то опять кричать будешь. Альбертик такого не любит. – Умалишённый закрыл уши ладонями и поморщился. – Голова болит от такого. У Альбертика с голоду всегда голова болит. А от шума того гляди треснет. Но Альбертик это поправит. – Старик перестал гримасничать и, щерясь, подковылял к печке. – Супец, – ткнул он пальцем в стоящий на огне котелок. – Из зайца. Это кот утром принёс. Хороший кот. Отдам ему кости. Он и тебя принёс. Но не дал… Эх-хе… хе-хе-хе.
Снаружи раздался скрежет, будто кто-то дерёт доски когтями.
– А вот и он, нагулялся уже. – Альбертик поднялся по ступенькам и открыл дверь. – Супец почуял? Ну, заходи. Скоро обедать будем.
В берлогу, вместе с холодом и облаком снега, звеня примёрзшими к шерсти ледышками, ввалилось лохматое существо.
– Красавчик! – Я, пересиливая боль, приподнялся на локте.
– Кто? – растерянно улыбнулся Альбертик.
– Где же ты, скотина, пропадал?
– Э-э… Он погулять ходил. Он всегда так…
Блудный питомец прыгнул ко мне и лизнул в лицо, едва не содрав обмороженную кожу шершавым языком.
– Так вы знакомы? – промямлил старик.
– Давно я здесь?
– Ну… это… – Мой вопрос поставил старика в тупик.
– День, два?
– Вчера был, – начал загибать Альбертик пальцы, – позавчера был, за день до того был, за день до того, как до того…
– Ясно. Можешь не продолжать.
– У Альбертика с памятью-то не очень, – виновато пожал старик плечами. – Бывает, выйдет Альбертик из дому, а зачем вышел – не помнит, ну и обратно. А потом, глядь, в штаны напустил. Пописать, значит, собирался. Мамуля ругает…
– Из дому, чтоб поссать? Заведи себе парашу.
– Так это ж по теплу. Правда, забывает иногда Альбертик, как там, снаружи. Однажды вот спросонья пошёл по большой нужде да и отморозил себе всё. Во, глянь, – потянулся он к ширинке.
– Избавь, – отвернулся я, но тут же, терзаемый внезапным приступом паники, приподнялся на локтях и откинул одеяло. – Фух.
– Цел вроде, – подтвердил мой диагноз Альбертик. – Покраснел только.
– Что с Убежищем? – снова упал я на скрученное тряпьё, заменяющее мне подушку.
– Нет-нет-нет, – замотал дед башкой, съёжившись, будто его собираются побить.
– Что «нет»?
– Альбертик не ходит к Убежищу. Больше нет. Мамуля сердится. Мамуля говорит, что плохие люди из Карпинска крутятся у входа, и даже… – Старик на полусогнутых подковылял ко мне и зловеще прошипел в ухо: – И даже внутри. Да-да-да. Ворота открыты. В Убежище что-то случилось. Что-то плохое. Плохие люди выносят оттуда мертвецов! Я сам видел! Ой! – прикрыл Альбертик рот ладонью и затараторил, озираясь: – Прости, мамуля, прости меня. Я случайно там… Совсем недолго, только одним глазком. Прости-прости.
– Кто они такие?
– А? – прервал старик сеанс общения с духом усопшей мамаши.
– Плохие люди из Карпинска. Кто они?
– Просто люди, – пожал Альбертик плечами. – Которые едят других людей. Если смогут поймать.
– Их много?
– Альбертик не знает, – попытался он съехать с темы. – Не спрашивай про них. Они плохие. Мамуля не разрешает…
– Она не слышит тебя.
– Что?
– Твоя мамаша отдала концы полвека назад.
– Нет, – нервно ощерился Альбертик. – Зачем ты так говоришь? Это неправда.