Полвека на флоте
Шрифт:
– Товарищ штурман, как так потеряем? Ведь это же первые маневры нашего флота, мы согласны лишиться отпусков.
Я понял ребят. Доложил начальству по всем инстанциям, и сам наморси дал курсантам "добро".
В походе курсанты с энтузиазмом несли штурманскую вахту, определяли место корабля в море, делали все необходимые записи показаний приборов словом, были мне лучшими помощниками. В училище они привезли с практики великолепные аттестации. Позже из них получились первоклассные моряки. А.Н. Петров стал вице-адмиралом, начальником штаба флота, В.А. Алафузов адмиралом, начальником
Маневры начались с разведки сил "противника", который обозначался учебным кораблем "Океан" и несколькими вспомогательными судами.
"Марат" стоял вначале на рейде, мы денно и нощно отражали налеты авиации "синих". Силы "противника" были обнаружены к востоку от острова Гогланд. Они направлялись в сторону Кронштадта. Мы совместно с эсминцами, имея впереди завесу из подводных лодок, вышли в море. Линкор маневрировал, вел условный огонь из всех своих четырех башен. С ним взаимодействовали мощная артиллерия Красной Горки и самолеты. Подводные лодки атаковали "Океан", обозначавший линейный корабль "противника". И все это на довольно узком пространстве треугольника: Шепелевский маяк, остров Сескар и маяк Стирсудден. Тут тесно, не разбежишься. Пройдем минут двадцать средним ходом, и я докладываю командиру:
– Подходим к Стирсуддену, надо ворочать!
И линкор медленно разворачивается, оставляя за собой широкую гладкую полосу - словно мощный утюг прошелся тут. Так и крутились в нашей "маркизовой луже". Не то что теперь, когда наши корабли бороздят все моря и океаны.
На борту у нас находился Военный совет Морских сил Балтики, а также помощник Главнокомандующего Вооруженными Силами Республики по морской части, или, как тогда говорили, Помглавкомор, Э.С. Панцержанский. Панцержанский в 1917 году героически сражался на эсминце в Рижском заливе, а в 1919 году, уже командуя Онежской военной флотилией, одним из первых военморов был награжден орденом Красного Знамени за высадку десанта и разгром белых под Петрозаводском.
Прибыв на линкор, Панцержанский прежде всего произвел тщательный смотр корабля. Высокий, худощавый, он был неутомим. Забирался во все уголки. Везде оказалось чисто, все было в порядке. Наконец поднялся к нам на мостик, в штурманскую рубку. Оглядев все опытным глазом знатока, Панцержанский спросил меня:
– Какие карты вы приготовили, штурман? Я доложил.
– Ну, а если мы бросимся преследовать "противника" за остров Гогланд?
Отвечаю, что и такие карты есть.
– Хорошо.
Я ничего не понимал. Загадка скоро разъяснилась. После хорошо проведенных маневров нам приказали готовиться к новому походу. 25 октября туманным утром корабли покинули Большой рейд Кронштадта.
Низко висели тучи, дождило и сильно дуло от зюйд-веста. Малым ходом приближаемся к Лондонскому маяку (его позже переименовали в Приемный, ибо все корабли, шедшие в Петроград, принимали здесь лоцманов). Смотрим, вся команда маяка выстроилась во фронт. Ветер донес разноголосое "ура!". Моряки линкора дружно ответили. Служители маяка махали нам шапками, радостно улыбались. Этим гражданским людям вообще-то не положено по уставу никого приветствовать. Но вот не выдержали
Начальник Морских сил Балтийского моря Михаил Владимирович Викторов, шедший на нашем корабле, повернулся ко мне (в то время штурман отвечал и за связь):
– Штурман, поднять маяку сигнал: "Адмирал изъявляет удовольствие".
На нашем флоте тогда не было адмиралов и вообще не было воинских званий. Но мы продолжали пользоваться трехфлажной книгой старого флота. А там значился такой сигнал как выражение высочайшей похвалы.
– Товарищ наморси! Сигнал на маяке принят, - доложил я.
Викторов довольно кивнул.
Мы, молодые командиры, преклонялись перед этим человеком. Он исконный моряк. Еще в 1913 году окончил морской корпус. Плавал в разных должностях на кораблях Балтийского флота, участвовал в первой мировой войне. Он любил до самозабвения флотскую службу и большую часть времени жил на корабле, съезжал на берег редко, в случае крайней необходимости.
Михаил Владимирович без колебаний принял революцию. Уже красным военмором он командовал эсминцем "Всадник", линкором "Андрей Первозванный", а затем линкором "Гангут", водил матросов в бой против белогвардейцев и интервентов.
Выйдя из фарватера, мы дали ход 16 узлов (почти 30 километров). Была большая встречная волна, но наш гигант шел почти не качаясь, лишь на бак временами с шумом накатывалась масса воды и пенным потоком бежала по палубе. А на миноносцы жутко было смотреть: они глубоко зарывались носом, скрываясь в облаке брызг.
Наморси то и дело разглядывал их в бинокль и наконец приказал поднять сигнал: "Иметь 12 узлов ходу". Эсминцы пошли спокойнее.
Наморси и командир линкора не покидали мостика. Ночью дремали на диванах в штурманской рубке. Еду вестовые приносили на мостик.
Машины на всех кораблях работали исправно. Значит, хорошо потрудились рабочие Морзавода и команды кораблей.
За Гогландом ветер совсем рассвирепел. Даже нашу громаду стало покачивать. Кое-кому этого оказалось достаточно, чтобы изменился цвет лица. Люди еще не привыкли к морю.
То и дело расходимся с торговыми судами под разными флагами. Завидев линкор, некоторые из них шарахаются в сторону. Кое-кто салютовал нам флагом. Примерно на траверзе Гельсинки какой-то сильно нагруженный "купец" поднял сигнал по международному коду: "Покажите вашу национальность". Доложили наморси, он долго молчал, а затем прогудел на весь мостик:
– Не отвечать нахалу!
Действительно, такой запрос звучал издевательством. Наш флаг развевался на гафеле грот-мачты и был виден всем. Приказание наморси вызвало всеобщее одобрение.
Днем стало тише, мы спустились от полуострова Ханко на юг и шли вдоль берегов Эстонии. Из таллинской бухты выскочил небольшой катерок, долго нас сопровождал в отдалении. Вероятно, эстонский пограничник.
Командир линкора и наморси часто проверяли мои расчеты на карте и каждый раз твердили:
– Штурман, чаще определяйтесь, в территориальные воды ни в коем случае не залезать!