Поляне(Роман-легенда)
Шрифт:
— Сказывай!! — дружно рявкнула сходка и притихла в ожидании.
— Сказывай, — разрешили старейшины, благосклонно кивнув.
— Поляне! Среди нынешнего полона была взята рабыня. Взята с дозволения моего отца. В дороге она родила, а сама не выжила. Другие полонянки сберегли младенца. Мое желание одно, поляне! Не отдавать того младенца богам. Подарить его моей матери, старшей жене Рекса.
Сходка помолчала. Небывалое желание! Молчали, задумавшись, и старейшины. Наконец один из них, покачав своей смуглой и сплошь голой, как яйцо, головой с малиновым следом давнего удара, заметил:
— Жена павшего вожака должна быть отдала богам — они воротят ее в услужение мужу. А живой вдове —
— Позор живой вдове! — загремела сходка. — То наш обычай! Позо-ор!!
Кий дернулся было, но все же сдержался, смолчал, ни шагу не ступил с места. Старейшины заметили это, закивали одобрительно, зашептались меж собой. И еще один из них — с долгим сивым чубом, свисавшим до яркой вышивки на вороте белой сорочки, — шагнул вперед и поднял свою старейшинскую булаву, требуя внимания. Его голос был уже слаб, не то что в былые лета, — несколько молодых и горластых повторили сходке его слова:
— Верно, поляне, живой вдове — позор! Таков наш обычай. Но обычай не велит отдавать богам непременно всех жен павшего. Достаточно только одной. У Рекса остались еще две жены, помоложе. Одна темноволосая, боги таких, сами знаете, не любят. У другой дочка есть, Лыбедь, но от груди уже отнята, не пропадет. Верно я говорю? — Тут сходка задвигалась, загомонила. — А старшая пускай сначала сына своего, Щека, выкормит. А то что же это — плыть, плыть, а на берегу потонуть?.. Пускай выкормит сына!
— Двоих сыновей… — прошептал Кий и, повернувшись к вырезанным когда-то из великих дубовых стволов богам, рухнул головой в их сторону, приник разгоряченным лбом к прохладной земле. — Дажбог, пресветлый, жизнь дарующий, отец всех богов и всех антов! Перун, грозный и справедливый! Велес, сберегающий табуны и стада наши!.. Великие боги полянские! Дозвольте, чтобы мать выкормила мне не одного, а двоих братьев! Обороните их от силы черной, нечистой! Пускай вырастут мужами храбрыми, разумными и сильными — мне, роду моему и всем полянам на подмогу в делах славных! Лучших белых коней, лучших быков отдам вам, боги мои! Ничего не пожалею!..
Вся сходка слышала эту громкую мольбу. Судя по всему, боги не возражали. Не возражали и поляне.
Все, что совпало сегодня со вчерашним, со свидетельством берестяных полосок, хмельное вечернее с трезвым утренним, было решено бесповоротно. Все, что не совпало, без колебаний и дальнейших споров отставили. Князя решено было пока не выбирать — до нового похода либо до нежданного набега со стороны. Управлять же покамест, как и прежде, старейшинам, а решать дела будут сходки. А просьбу Кия — уважить.
Рожденного рабыней младенца в тот же день отдали старшей вдове Рекса, матери Кия и Щека. Назвали Хоривом. Теперь она кормила двоих — Щека и Хорива, держа на каждой согнутой руке по одному, у каждой груди. И когда они оба, насытившись ее молоком, начинали утомленно задремывать, осторожно клала их в рядом висящие люльки и, покачивая обе разом, тихо напевала ту же колыбельную, под которую засыпал когда-то Кий, под которую засыпали и те братья его, что теперь вместе с отцом их Рексом спят беспробудно и видят сны вечные и сладкие — в той, в другой своей жизни.
Ой, люленьки-люли! Прилетели гули [24] . Сели на воротах, В червоных чеботах [25] . Стали думать и гадать, Чем сыночка годувать [26] … A-а, а-а, а!..5. Гультяи
Поначалу думали, что вновь пришли бродячие гунны из степи. Оказалось — гультяи с поля. Те, кто когда-либо уходил с антскими дружинами вниз по Днепру, но далеко почему-то не ушел, отщепился от своего племени, остался в поле, но и на землю не сел. Гультяи собирались ватагами и таились по ярам да перелескам. Кормились набегами на близживущих антов — росичей, полям и других. Отнимали зерно, угоняли скот, арканили жен и дев — себе да на продажу. Нередко сговаривались с бродившими по степям племенами недобитых гуннов — набегали вместе, а после грызлись из-за неподеленной добычи, яко псы.
24
Гули — голуби.
25
Чеботы — сапоги.
26
Годувать — кормить.
Когда дружины антские уходили из своей земли в дальний поход, гультяи наглели. Вот и эти — явились как раз в ту пору, когда хозяин дворища — отец маленького Брячислава — ушел в далекий поход с недавно избранным на сходке молодым князем Кием. Налетели нежданно-негаданно, порушили невысокое жилище-мазанку и запалили камышовую кровлю — занялась пламенем тотчас. Пожгли и припасенное к зиме сено. Среди сыплющихся во все стороны жгучих искр перемахивали через поваленный плетень бешеные приземистые кони, крутились по дворищу пестрые всадники с закатанными выше локтя рукавами, топтали очумевшую с перепугу птицу. Вместе с искрами и дымом кружились над разоренным хозяйством пыль и перья. Взвивались арканы над метавшимися женами.
Мать Брячислава, когда заарканили ее и поволокли по земле, сумела голову в камень направить — все лучше, чем оказаться в гультяйских лапах…
Сам Брячислав — всего двенадцати лет от роду — успел прихватить подаренный отцом лук со стрелами, добежал до заросшей камышами старицы, затаился, переводя занявшийся дух. Отдышавшись, осторожно выглянул, весь не показываясь. Увидел дедушку, бегущего на неразгибающихся ногах в поле, в руке — секира, а за ним — несколько всадников. Сюда бы ему, к камышам, недалеко ведь! Здесь и отсиделись бы… Но старик упрямо бежал в другую сторону, нарочно уводя гультяев от камышей, где затаился внук его Славко, последняя надежда малочисленного рода.
Стрелу за стрелой выпускал теперь Брячислав из своего укрытия, свалил все же одного за другим двух преследовавших деда недругов. Сызмальства приученный бить уток влет, он стрелял без промаха, но не набрали еще тоненькие руки достаточной силы — все стрелы, кроме тех двух, не долетали. И вот не осталось больше стрел, а гультяев было немало, они скакали к деду со всех сторон — тот, окруженный, остановился и поднял секиру, изготовясь к последнему своему бою. Не утерпел Брячислав, бросил бесполезный теперь лук и с громким криком выскочил из камышей, зажав в слабом кулачке маленький ножик. Но поздно: увидел, как упал дедушка, как залило червонным белую его сорочку и белую голову…