Полянский. Детектив-медиум
Шрифт:
Зашумела вода в ванной. Кран сам открылся, это уж ни в какие ворота! Лида поставила сумку у порога и шагнула за угол налево. Мигнул и выключился свет в коридоре. Лампочка перегорела, что ли? Лида безрезультатно пощёлкала выключателем, наощупь в ванной нашла вентиль, перекрыла холодную воду. Дичь какая-то. Вытирая руки на ходу, подхватила свои вещи и открыла входную дверь, вышла на лестничную клетку. Полоса света легла из подъезда в тёмную прихожую. Топ-топ, шлёп-шлёп, топ-топ по старому паркету.
Она оглянулась и почувствовала, как подкашиваются ноги.
В ужасе Лида заорала так, как никогда в жизни ещё не кричала, и рывком захлопнула дверь, грохнув замком.
2.
Своего первого призрака он увидел спустя три дня после того, как очнулся в реанимации, куда попал с пулевым ранением. Это ж надо было оказаться настолько не в том месте и не в то время!
Молодой юрист, пристроенный отцом на казённую государеву службу, не снискал пока уважения коллег. Над «эндокринологическим дундуком» посмеивались, не принимая во внимание образование и профессионализм.
Но когда он лежал в больнице, ожидая очередной перевязки, пришли проведать две секретарши, принесли какую-то пустяковую передачу. Притихшие и внимательные, девушки посидели рядом полчаса, расспрашивая о самочувствии. Тимофей понял, что шальная пуля, пробившая грудь, сделала его интереснее и загадочнее. Остальные молодые сослуживцы были заняты кабинетной бумажной работой, а вот его «подстрелили»! Напустив на себя тогда флёр уставшего героя, он очаровал девчонок. И, пускай на несколько минут, но они рассмотрели в рыхлом, неуклюжем толстяке обаятельного интеллектуала.
Девушки вышли из палаты, едва не столкнувшись в дверях с худым стариком в пижаме и казённом синем халате. Выздоравливающие часто шатались в гости друг к другу, одалживая зарядки для гаджетов, затевая карточные игры, да и просто «посидеть пообщаться». Спасались от больничной скуки.
Старик сел около койки Полянского и некоторое время пристально рассматривал его.
– Воды хотите? – не выдержал Тимофей.
Гость отрицательно покачал головой.
– Сходи к Ване, скажи, что я прошу у него прощения, я не успел, – негромко проговорил старик, махнув рукой в сторону коридора, где не смолкали шаркающие шаги и поскрипывание колёс тележек с бельём и лекарствами.
– Что? – не понял Полянский.
– Сходи к Ване, скажи, что я прошу у него прощения, я не успел, – с той же интонацией повторил собеседник.
– Извините, мне нельзя вставать. Вы в какой палате лежите?
Полянский стал нащупывать кнопку вызова медсестры. Вдруг плохо человеку, вот и перемкнуло.
Старик привстал и ухватил Тимофея за воротник рубашки, дёрнув к себе. Лицо его потемнело, глаза стали белыми и будто бы засветились, внезапно он начал расти. Очертания больного чуть расплылись, как в тумане, но сам старик вырос почти до потолка. В глубоких морщинах пролегли густые тени, и трёхметровое видение склонилось над Полянским.
– Сходи! Седьмая! – прогудел голос, и на Тимофея пахнуло холодной плесенью. – Сходи!
Полянский чувствовал, как волосы на голове зашевелились от страха. Он невнятно пискнул и крепко зажмурился, как часто делал в детстве. Бабушка учила его усмирять воображение. Через пару секунд открыл глаза, в палате, кроме него, никого не было. Сердце оглушительно колотилось. «Седьмая!» Это через одну дверь от него. Если сходить потихоньку, по стеночке, сёстры не обратят внимания.
Две койки в палате были не застелены, их освободили для новых пациентов. Казённые тумбочки ощерились пустыми полками. У окна, глядя в парк, стоял молодой мужчина. Широкая крепкая фигура, руки напряжённо сцеплены за спиной.
– Извините, вы – Иван? – спросил Тимофей сиплым голосом. Он чувствовал себя идиотом. Ноги дрожали от нагрузки и слабости.
– Что? – обернулся тот, и Тимофея поразил его измученный вид. Впалые щеки с короткой щетиной, мешки под красными глазами, резкие морщины на лбу. – Мы знакомы? – хрипло спросил мужчина.
– Простите, это покажется странным, но… Старик в синем халате просил вам передать, что просит прощения, он сам не успел! – выдохнул Полянский.
Глаза мужчины стали круглыми, он пошатнулся, и, чтобы не упасть, присел на пустую жёсткую койку. Закрыл лицо руками, пальцы тряслись.
– Как? Откуда вы… – Он уронил руки на колени, в глазах на секунду встали слёзы.
– Я только что видел его, он зашёл ко мне в палату, – растерялся Тимофей. – Я было подумал, что он просто разминулся с вами, но он так необычно себя вёл…
– Мой отец умер несколько часов назад в этой палате. Сейчас он в морге. Вы разыгрываете меня? Понимаете, насколько неэтично смеяться над чужим горем?
Старик, качнувшись, остановился слева от Тимофея. Принёс с собой сырой запах плесени и ещё, кажется, формалина и спирта.
– Вот же он, пришёл, разве вы не видите? – указал Полянский.
– Здесь никого нет! Вы издеваетесь надо мной? – зарычал, побагровев, мужчина. Вскочил и с угрозой шагнул к нему, сжимая кулаки.
Тимофея трясло, призрак склонился к его плечу и тихо, размеренно загудел в самое ухо.
– Он говорит, что просит прощения. Дачу он переписал на Свету и ничего вам не сказал. Ключ от нижнего ящика стола лежит в голубой сахарнице в буфете. А гараж он давно обещал продать соседу, Никите Захаровичу… – залепетал Полянский, повторяя слова старика.
Мужчина вытаращился на него и остановился как вкопанный, багровый румянец на щеках сменился мертвенной бледностью.
Тимофей упал в обморок.
Когда его привели в чувство нашатырём, он лежал уже в своей палате, и медсестра строго выговаривала ему за нарушение режима. «Двух санитаров надо, чтоб такого борова допереть да на койку забросить, совсем никаких мозгов нет, делают, что хотят!»
А через два дня к нему пришёл посетитель, тот молодой мужчина. Некоторое время посидел молча, потом протянул руку, представляясь.