Полярная станция “Зебра”
Шрифт:
– А вы-то на что намекаете? – медленно спросил Свенсон.
– Он упал сам или его толкнули? Вот на что я намекаю.
– Он упал сам или… – коммандер остановился, потом устало произнес: А зачем кому-то понадобилось сталкивать доктора Бенсона?
– А зачем кому-то понадобилось убивать семерых… нет, теперь уже восьмерых на станции «Зебра»?
– Да, тут вы попали в точку, – согласился Свенсон и вышел из медпункта.
Я не слишком силен в рентгеноскопии, но, должно быть, слабовато разбирался в этом и доктор Бенсон, во всяком случае, он составил для себя подробную памятку, как делать рентгеновские
А тут и коммандер Свенсон появился снова. Когда он плотно закрыл за собою дверь, я сказал:
– Десять против одного, что ничего не разузнали.
– В нищих вы не умрете, – кивнул он. – Именно что ничего. Так мне доложил старшина торпедистов Паттерсон, а вы сами знаете, что это за человек.
Да, это я знал. Паттерсон отвечал за дисциплину и распорядок дня личного состава, и Свенсон как-то обмолвился, что именно Паттерсона, а не себя самого, считает самым незаменимым человеком на лодке.
– Паттерсон влез наверх как раз перед Бенсоном, – сказал Свенсон. – Он говорит, что услышал, как Бенсон вскрикнул, тут же обернулся, но увидел только, как тот падает на спину. Он даже не знал, кто свалился: было слишком темно, и мела метель. Ему показалось, что перед тем, как упасть, он рукой и коленом уже был на мостике.
– Из такого положения упасть на спину? Очень странно! – заметил я. Центр тяжести тела уже, очевидно, был на борту корабля. И даже если он вдруг начал опрокидываться, у него было достаточно времени, чтобы уцепиться обеими руками за комингс на мостике.
– Может, он и в самом деле потерял сознание, – предположил Свенсон. – К тому же не забывайте, что комингс обледенелый и очень скользкий.
– Когда Бенсон свалился, Паттерсон, наверно, подбежал к борту, чтобы посмотреть, что с ним произошло, верно?
– Именно так, – устало ответил Свенсон. По его словам, в радиусе десяти футов от мостика в момент падения Бенсона не было ни души.
– А в десяти футах кто был?
– Он не может точно сказать. Не забывайте, какая темнотища там была, а потом Паттерсона ослепил яркий свет на мостике. И наконец, он не стал терять время на разглядывание, а помчался за носилками ещё до того, как вы или Хансен добрались до Бенсона. Паттерсон не из тех, кого надо водить за ручку.
– Значит, здесь тупик?
– Да, тупик.
Я кивнул, подошел к шкафчику, достал два ещё мокрых рентгеноснимка в металлических зажимах и поднес их к свету, чтобы Свенсон мог рассмотреть. – Бенсон? – спросил он и, когда я кивнул, внимательно в них всмотрелся.
Затем спросил: – Эта полоска вот здесь – трещина?
– Трещина. И куда толще волоса, сами видите. Ему, действительно, крепко досталось.
– Значит, очень плохо? Когда он выйдет из комы?.. Он ведь сейчас в коме?
– Совершенно верно. А когда выйдет?.. Если бы я только что окончил медицинский факультет, я назвал бы точное время. Если был бы светилом нейрохирургии, то ответил бы – в пределах от получаса до года, а то и двух: настоящие специалисты на собственном опыте убедились, что о человеческом мозге нам практически ничего неизвестно. Но я ни то и ни другое, поэтому скажу так: он придет в себя
– Вашим коллегам это пришлось бы не по душе, – печально улыбнулся Свенсон. – Признавая свое невежество, вы развеиваете туман таинственности над вашей профессией… А как другие пациенты? Те двое, что остались на станции?
– Я посмотрю их после ужина. Может, они окрепнут настолько, что завтра можно будет перенести их сюда. Кстати, хотел бы попросить вас об одном одолжении. Можете вы передать в мое распоряжение торпедиста Ролингса? И еще: вы будете возражать, если я доверю ему наши секреты?
– Ролингса? Ну, не знаю… Почему именно Ролингса? Все офицеры и старшины на этом корабле – цвет американского флота. Вы можете взять любого из них. Кроме того, мне не нравится, что вы хотите раскрыть рядовому матросу секреты, неизвестные моим офицерам.
Эти секреты не имеют отношения к Военно-морскому флоту США. Так что вопросы субординации тут ни при чем. А Ролингс – это именно тот человек, что мне нужен. Сообразительный, с быстрой реакцией, а главное, по его лицу никогда не разберешь, что он там про себя думает. А это – очень ценное качество в нашей игре. И наконец, в случае – хотя, надеюсь, и маловероятном, – если преступник заподозрит, что мы напали на его след, он вряд ли будет опасаться рядового матроса, которому, по его мнению, не решатся доверить такие секреты.
– Для чего он вам нужен?
– Охранять по ночам Бенсона.
– Бенсона? – лицо Свенсона оставалось невозмутимым, только веки, как мне померещилось, чуть дрогнули. – Значит, вы все-таки считаете, что это был не просто несчастный случай?
– Честно говоря, не знаю. Но ведь вы сами перед тем как выйти в море, проводите сотни всяких разных испытаний, многие из которых совершенно ни к чему. Так и я – береженого и Бог бережет. Если это не был несчастный случай, значит наш приятель постарается довести дело до конца.
– Но чем ему опасен именно Бенсон? – возразил Свенсон. Готов поспорить на что угодно, Карпентер, что Бенсон не знает – или не знал ничего опасного для преступника, ничего, что могло бы выдать его. Если бы он что-то узнал, он тут же сказал бы мне. Это точно.
– Может быть, он увидел или услышал какой-то пустяк, что-то такое, чему не придал особого значения. А преступник боится, что, пораскинув мозгами, Бенсон сообразит, как важен этот пустяк. А может, все это просто плод моей воспаленной фантазии, может, он действительно упал случайно. И все-таки лучше подключить к этому Ролингса.
– Ладно, вы его получите, – Свенсон встал и улыбнулся. – Не хочу, чтобы вы мне снова тыкали в нос приказ из Вашингтона…
Ролингс прибыл через две минуты. На нем были светло-коричневая рубаха и комбинезон, очевидно, именно так, по его мнению, должны были одеваться настоящие подводники, и впервые за время нашего знакомства он не улыбнулся мне в знак приветствия. Он даже не взглянул на лежащего в постели Бенсона.
Лицо у него было строгое, каменное, лишенное всякого выражения.
– Вы меня вызывали, сэр? Не «док», а «сэр».