Полынные сказки (с илл.)
Шрифт:
Тут Татьяна Дмитриевна взяла мел и нарисовала на голове глаз.
— А это что такое?
— Сельме! — закричали ребята на своём языке.
— А по-русски — глаз. А ну-ка повторим все вместе.
— Глаз! Глаз! Глаз! — закричали ребята на русском языке. — Ухо! Ухо! Нос! Нос!
Потом стали изучать новые слова: рука, ладонь, палец, ноготь.
И особенно трудным оказалось слово «ноготь».
— У лошади — копыто, — объяснила Татьяна Дмитриевна. — У коровы тоже — копыто, а у нас — ноготь, ногти.
Наконец ребята запомнили
В самом конце урока Татьяна Дмитриевна подошла к Ване Антошкину.
— Это что у тебя, Ванечка? — сказала она и ласково положила руку ему на голову.
— Голова, — прошептал Ванечка.
— Молодец, хорошо. А это что?
— Глаз.
— А это?
— Рука.
— А это что такое? — спросила Татьяна Дмитриевна и потрогала ноготь у Ванечки на руке.
Ванечка покраснел и молчал.
— Ну вспомни, у лошади копыто, а у человека…
— Копыт, — сказал Ванечка, и тут все ребята, конечно, засмеялись.
Дед Игнат зазвонил в колокольчик: переменка! Все побежали на улицу. Мишка-солдатик ухватил за нос Ефимку Киреева и кричал на всю деревню:
— Нос! Нос! Нос!
— Ухо! Ухо! — кричал в ответ Ефимка, стараясь ухватить солдата за ухо.
А Ванечка Антошкин сидел в сторожке у деда Игната и плакал.
— Вань, Вань, — говорила Лёля. — Не плачь. Тят аварьде. Не плачь. Понимаешь?
— Горе у меня, — сквозь слёзы шептал Ванечка. — «Копыт» сказал.
— Не беда, — успокаивала его Лёля. — Хочешь картошечки печёной?
Ванечка на миг перестал плакать, подумал немного и сказал:
— Угу.
Сказка о сосновой лампе
И пошли школьные дни один за другим — день за днём, урок за уроком.
Всё глуше становилась осень, всё ближе приближалась она к зиме. Зарядили дожди, заныли степные ветры.
А в школе дед Игнат топил с утра обе печки, было тепло, уютно. Трещали в печках дрова, скрипели перья, слышался голос Татьяны Дмитриевны.
В школе вообще-то было три класса — первый, второй и третий, а классная комната одна. И все три класса занимались в одном классе. Иногда какой-нибудь класс переселялся в сторожку к деду Игнату и занимался там, прямо у печки. Но чаще всего все сидели в одной комнате, но путаницы на уроках не было. Пока один класс решал задачки, второй писал, а уж с третьим Татьяна Дмитриевна занималась устно.
Лёле было, конечно, интересней всех, потому что она училась сразу во всех трёх классах. То подсядет к ребятам, которые решают задачки, то посмотрит, кто как пишет, то послушает, о чём рассказывает мама. Незаметно училась Лёля читать и писать.
Максим и Марфуша учились уже в третьем классе, хорошо знали русский язык. Они помогали Татьяне Дмитриевне. Когда учительница выходила из класса, старшими ребятами командовал Максим, а младшими Марфуша. Командовать-то они командовали, да только никто их особенно не слушал.
Всё дольше длились осенние ночи, всё ближе приближалась зима. Раньше осень незаметно двигалась к ней, а теперь зима сама пошла навстречу.
Вечерами загоралась в школе зелёная лампа. Это была керосиновая лампа с абажуром из тонкого стекла особого какого-то зелёного цвета — лесного цвета, соснового.
Под лампою сидела у стола Татьяна Дмитриевна, проверяла тетради, рядом с нею пристраивалась Лёля, смотрела картинки в книжках, рисовала домики и коров. Дед Игнат покашливал в сторожке. Потом вдруг хлопала на крылечке дверь — появлялась Марфуша, а за нею Максим, и снова собирались в школе почти все ученики.
Они рассаживались у стола вокруг учительницы. Сосновый и лесной свет падал на их лица, и так это было необыкновенно — сидеть вечером в школе, рисовать или решать задачки.
Максим и Мишка-солдатик каждый вечер пекли в печке картошку. А вечер тянулся долго. Уже ни огонька не светило в деревне, а в школе всё ещё горело сосновое окно. И там, за столом, сидели ребята, смеялись и болтали, и дымила печёная картошка под сосновой керосиновой лампой.
— Ну вот и приехали, — ворчал дед Игнат и тоже присаживался поближе к сосновой лампе.
Печёная картошка веселила деда. Наевшись картошки, он смеялся вдруг, и дрожали его рыжие усы над прокуренной бородой. Молчаливый обычно, дед начинал бурчать себе под нос, и из бурчанья этого сама собой появлялась сказка. Сказки у него были особенные, всё больше про волков.
Много времени прошло с тех пор, и нет на свете деда Игната. А я ещё есть. Вот и слушайте сказку деда Игната, как я вам её расскажу.
Сказка про деда Игната и волка Евстифейку
Жили-были в полынных степях старик со старухой.
И были у них кошка-судомоечка, собачка-пустолаечка, овечка-тихоня и Басуля-коровушка.
А рядом с ними жил в овраге Евстифейко-волк. И этот Евстифейко большой разбойник был.
И вот настала зима, снег выпал, ударил мороз. Нечего стало Евстифейке есть. Вот приходит он к старику и говорит:
— Здорово, старик.
— Здравствуй, Евстифейко-волк.
— Ты, старик, отдай мне старуху, я её съем.
— Вот ещё чего выдумал. Мне старуху жалко.
— Тогда давай чего другое, а то у меня в животе бурчит.
Пристал Евстифейко, никак от него не открутишься. Делать нечего, отдал старик кошечку-судомоечку.
Проглотил её Евстифейко — опять к старику прибегает:
— Давай старуху — в животе бурчит.
Не хочется старику старуху отдавать — отдал собачку-пустолаечку.
Но Евстифейке и этого мало.
— Давай, — говорит, — старуху.