Полынный мой путь (сборник)
Шрифт:
Оказывается, сродниться можно и с пушинкой, которую гонит ветер в безоблачное царство грез, так однажды случилось со мной, когда я шел по полю к себе на дачу и среди травы заметил неброский, с малиновыми цветами татарник, он слегка пушился. Пушинки одна за другой оставляли подсохший цветок. Их полет ослепил мне душу: вспомнился Лев Николаевич Толстой, его татарник и Хаджи-Мурат. У меня с ними связано личное, биографическое.
Нужна была нечаянная встреча в поле, чтобы ожила годами дремавшая память – не забылось, о чем однажды рассказал отец.
«Хаджи-Мурат» –
Писатель в молодости притронулся к свежей ране, оставленной Кавказской войной. Войной, о которой мы толком не знаем. И увидел то, что другим неведомо поныне.
Четвертая раса человечества
«Жители кумыцкого аула Таш-Кичу, питавшие большое уважение к Хаджи-Мурату и много раз приезжавшие в укрепление, чтобы только взглянуть на знаменитого наиба, – писал Толстой, – за три дня до отъезда Хаджи-Мурата послали к нему послов просить его в пятницу в их мечеть…» Для кого-то это просто слова из повести, а для меня – страница жизни моих предков. История покорения моей Родины.
Таш-Кичу был русской крепостью, рядом с селением Аксай, где родился мой дед. События повести близки нашему роду, они касались его. Арслан-хан, что стрелял в Хаджи-Мурата в Таш-Кичу, у крыльца дома, где тот остановился, был наш, аксаевский. Поступить так ему велел адат (обычай, «наказ отца»), предательство и кровную месть у нас не забывали, за подлость полагалось отвечать всем. Даже наибам.
По наказу отцов жил прежде Кавказ, по адатам.
Лев Николаевич зорко подмечал детали быта кавказцев. Несомненно, он наезжал в Аксай, потому что одно время проходил службу в Таш-Кичу и у местных аристократов брал уроки кумыкского языка, что отметили его биографы. Тюркский язык был не чужд Кавказу, его полагалось знать всем культурным людям.
Граф Толстой наверняка бывал у нас в доме, полагать так позволяет многое. Нет-нет, не наши семейные предания. И даже не то, что я ношу имя его героя. Все глубже… Моих дедов с 1826 года призывали служить в Санкт-Петербург, в Собственный Его Величества конвой, они охраняли российских императоров, пройти мимо нашего дома московский граф просто не смог бы.
Таков Кавказ, еще один его адат… Гость – украшение дома.
Из обычаев, традиций складывается народ, его культура, в жизни все увязано, и литература лишь отражает это никем неписаное правило. Так, ранний вариант «Хаджи-Мурата» Лев Николаевич доработал в 1902–1905 годах, обогатил деталями, почему? Думаю, после визита в Ясную Поляну моего прадеда Абдусалама Аджи.
Прадедушка был военный человек, истинный кавказец, чтящий адаты, в подарок Толстому он привез бурку и живые наблюдения, которых не хватало писателю, ведь до службы в конвое мой прадед, один из первых на Кавказе, окончил Каирский мусульманский университет, и его мнение, несомненно, интересовало графа, склонного к познанию мира. Говорю о том вовсе не из желания покрасоваться, тогда для общения находили равных себе по титулу и по знаниям, случайных людей в свой круг не брали, с ними не общались.
Встреча в Ясной Поляне нужна была, в первую очередь, писателю, он же не видел ислама. В пору его службы ислама на Северном Кавказе еще не было! Трудно поверить?
Что ж… читаем Толстого: «Разувшись и совершив омовение, Хаджи-Мурат стал босыми ногами на бурку, потом сел на икры и, сначала заткнув пальцами уши и закрыв глаза, произнес, обращаясь на восток, (выделено мною. – М. А.) обычные молитвы». Лишь тогда он начал намаз, окончив который, «вернулся на свое место…».
Мусульманин-суннит, как известно, отправляет обряд лицом не на восток, а на юг, на Мекку (Каабу). Правила предписывают ему совершать молитву пять раз в день: между рассветом и восходом солнца, в полдень, незадолго до заката, после заката, а также перед сном. Молиться можно в любом подходящем месте, даже на обочине дороги. Обряду предшествует омовение… Как видим, в исламе все четко и понятно, а Толстой описал что-то другое, непонятное. Справедлив вопрос, кто же по вере был Хаджи-Мурат?
И какие молитвы сначала, незаметно для себя, произнес он, обращаясь на восток? Толстой их назвал «обычными», почему? Что, это – двойной стандарт?
А «двойным стандартом» молился не один Хаджи-Мурат, все кавказцы, участники войны, молились так. Для них приход русских войск на Кавказ был крушением прежней духовной культуры и обретением новой… Увы.
История свидетельствует, что в IV веке (304 год) вера в Бога Небесного (Тенгри) породнила разноплеменные народы Кавказа, сделала их народом одной веры – тюрками, или Кавказцами. С большой буквы. Тогда появилось государство Кавказская Албания со своим новым духовным институтом.
Теперь война ломала это родство, заставляла искать новые религиозные твердыни.
О горцах, сродненных духом, прежде писали очень уважительно, то были не «лица кавказской национальности», как ныне. И не «дикари», как в XIX веке. Антрополог И. Блуменбах (1752–1840) и другие западные ученые после экспедиций и научных споров настаивали на выделении четвертой расы человечества – кавказской расы. (22) За гордость, за стойкость и чистоту духа отличали тогда Кавказцев от остальных народов планеты…
Вот о ком я хочу здесь рассказать. В XVIII веке существовал другой Кавказ.
Заметьте, в книгах о Кавказской войне (1817–1864) нет и намека на ее причину – зачем Россия пошла на Кавказ?! Поверить в «освободительную войну горцев под флагом газавата», которую вел Шамиль, защищая мусульманское государство, нельзя, ну, хотя бы потому, что Кавказская война началась даже раньше 1817 года, а имам Шамиль и его мюриды объявились к 1834 году, когда Кавказ уже был ареной кровавой бойни. От Терека до Аракса, от Каспия до Черного моря гуляла война.
Конечно, не против будущего теократического «государства» с XVIII века русские строили Кавказские линии – Кизлярскую, Моздокскую, Кубано-Черноморскую и другие. Стягивали сюда войска, людей… И Турция с Ираном тут ни при чем, им было не до Кавказа, их терзали свои заботы… Есть о чем задуматься? По-моему, есть.