Полыновский улей
Шрифт:
Паренька окружили. Он крутил головой и ничего не отвечал на яростные выкрики солдат, пока один из них не спросил по-русски:
— Ты бегал с дороги?
— Я-а...
— Что делал, русский свинья?.. Расстреляем! Приказ знал? Ночью только дом! На улицу — ни шаг!
Мальчишка встал во весь рост и, ослепленный фонарями, прикрыл глаза рукой.
— Чей? Откуда? — продолжал допрашивать солдат.
Другой сказал по-немецки:
— Похож на сына Стоедова... Спроси!
— Ты сын Стоедова?
Мальчишка оживился. Он знал, что у Стоедова —
— Ага! — ответил мальчишка. — Сын...
— Что делал по ночам на дороге?
— Бегал за самогоном — батя послал! — лихо соврал мальчишка и добавил для верности: — Лейтенант Мюллер приказал! Только я не успел дойти до тетки Марьи — вас испугался... Побежал назад, а вы с автоматов —тр-р-р!
Солдаты знали и самогонщицу тетку Марью, и Мюллера. Все это было вполне правдоподобно, и гитлеровцы вернулись на дорогу — проверять проходившие по деревне машины. А мальчишка долго стоял под забором, а потом повернулся и шепнул в дырку между досох:
— Дядь! Ты еще там?
Разведчик привык молниеносно принимать решения, но на этот раз не знал, как поступить. Он понимал, что своим спасением обязан мальчишке, который случайно попался ему на дороге. И все-таки не торопился с ответом: мальчишка-то — сын полицая!
— Дядь! — снова услышал Смоляков тихий голос. — Не бойся: ушли они... А про меня не думай! Врал я все! Никакой я не сын Стоедова! Я Васька Прохоров. А батю у меня еще в сорок первом на фронте убили...
Была в этом тихом голосе такая подкупающая правда, что разведчик без колебаний поверил.
— Слышу! — отозвался он. — Лезь сюда!
Когда Вася осторожно перелез через забор и мягко, без единого шороха, прилег в зарослях рядом со Смоляковым, разведчик обхватил его за плечи, стиснул крепко и спросил:
— Ты деревню хорошо знаешь?
— Всю жизнь тут прожил!
— А вокруг?
— Что вокруг?
— Ну, леса, болота, тропки — знаешь?
— С закрытыми глазами куда хошь пойду! Хоть ночью... Мне темнота не мешает!
— Тогда вот что — подумай-ка, куда мне схорониться, да так, чтобы ни одна душа... Понимаешь?
Вася вскочил.
— Пошли!
Смоляков дернул его за рукав.
— Постой! Ты расскажи — куда? Потом еще одно дело... Держи бинт... Перевяжи — пуля задела.
Вася притронулся к спине разведчика и почувствовал мокрую гимнастерку.
— В крови все! — испуганно шепнул он.
— Ничего... Кости, кажется, целы... Царапнуло по самым лопаткам... Давай бинтуй! Бинтуй и объясняй, где надежное место.
Нащупав в темноте вспухшую кровоточащую борозду, след пули, Вася стал накладывать бинт.
Прикусив губы от боли, разведчик повторил:
— Объясняй, объясняй!..
— Я тебя в Короб сведу — там и с ищейкой не сыщут! Кивун и Сотенная ближе, но они неглубокие. А Короб никто до конца не знает. В седьмой «карман» только я да Ерема ходили.
Смолякову показалось, что от потери крови у него помутилось в голове. Он спросил:
— Это я брежу или ты чушь городишь? Что за коробы и карманы?
— Это пещеры, а не чушь! — обиделся Вася. — Я в них двести разведчиков запрячу, а тебя одного — и подавно!
— Откуда ты взял, что я разведчик?
— Не маленький! — недовольно проворчал Вася. — В деревне всех по тревоге подняли — тебя ищут!..
Как они очутились в седьмом «кармане», Смоляков помнил смутно. Сначала ползли бесконечными оврагами, шли лесом, затем пробирались какими-то узкими ходами и щелями. Темнота была здесь непроглядная, звуки глухие, как в запертой тесной комнате.
Наконец Вася остановился.
— Пришли... Ложись... — услышал Смоляков и будто провалился куда-то в беспросветную мглу.
Очнулся он от холода. Приоткрыл глаза. На каменном выступе горела свеча. Над головой нависал щербатый скалистый потолок. Вася сидел рядом, лил на бледный запрокинутый лоб Смолякова ледяную воду из консервной банки. Увидев, что разведчик пришел в себя, Вася опустил банку, пригладил мокрые волосы и сказал спокойно, будто продолжал только что прерванный разговор:
— Это и есть седьмой «карман». А вся пещера называется Короб. Там рукав был направо — мы его проходили, — он в курган ведет. Там скифы своих воинов хоронили. А налево — «карманы»: мешки каменные. Седьмой — самый дальний: до него от входа с километр будет. Никто не найдет — лабиринт настоящий!
— Как же ты провел меня сюда? — спросил Смоляков. — Без фонаря...
Глаза у Васи загорелись.
— В школе я руководил кружком спелеологов! — с гордостью сказал он. — А Еремка у меня вроде заместителя был!
— Спелеологов? — переспросил Смоляков. — Это что же такое?
— Разведчики пещер! Мы тут все излазили! И скифский курган — это мы отыскали. Даже специальная экспедиция приезжала по нашему вызову. Моему кружку грамоту выдали! Золотом написано: «Пионерам Дебеловской школы — юным спелеологам!» Благодарность от ученых объявили... Мы и еще одну тайну узнали, но разведать не успели — война...
Коснувшись любимой темы, Вася забыл все на свете. Смоляков видел, что мальчик перенесся в мыслях в далекий, довоенный мир. Ему было жаль возвращать Васю к суровой действительности. Он не прерывал его, но и не слушал — обдумывал свое положение, которое казалось ему безвыходным.
Какой толк оттого, что он спрятался? Пусть даже гитлеровцы не разыщут его в этом каменном мешке! Разве это сейчас важно? Долг разведчика — доставить сведения командованию, а не отлеживаться в пещере!
Смоляков пощупал карман, в котором прятал карту. Он не пожалел бы своей жизни, только бы карта попала к своим. Но как это сделать? До передовой семь километров. Десятки патрулей рыщут по дорогам, прочесывают лес, лежат в секретах. Сегодня на этом участке фронта не пройти никому. А завтра? Завтра будет спокойнее, но хватит ли у него сил одолеть эти семь километров? Рана, кажется, неопасна, но... слабость... Проклятая слабость!.. Вот и сейчас в глазах плавают круги...