Полыновский улей
Шрифт:
Мохнатка слизывал со щек Феди соленые слезы и беззаботно пощелкивал зубами, мягко хватая его за пальцы.
Когда барак заснул, Федя вытряс из кармана кучу мелких камешков, оторвал рукав от своей рубашки, ссыпал в него камешки, связал концы рукава и натянул этот хомут на шею щенка. — Приучайся!..
С открытием дороги дел у Загера добавилось. На завод часто наведывалось высокое начальство. Приходилось встречать приезжих и сопровождать до туннеля. Там, у решетчатых железных ворот, гостей принимал начальник строительства. Загер возвращался в
На дороге заканчивались последние работы. Загер несколько ночей подряд наблюдал небо и сравнивал расположение звезд и планет с картами астрологического справочника. Он готовился к переезду и пытался узнать, что предстоит ему в будущем.
Готовилась к отъезду и лагерная охрана. Гитлеровцы знали, что лагерь ликвидируется. Пленных, работавших на строительстве дороги, должны были перегнать в соседний лагерь, расположенный в ущелье. Скала, нависавшая над бараками, давно была начинена взрывчаткой. Ждали приказа из Берлина.
Встречая офицеров генштаба и представителей различных военных ведомств, Загер каждый раз ожидал, что получит от кого-нибудь из них секретный пакет с последней командой. Но пакет задерживался.
Однажды после проводов очередного гостя до решетчатых ворот туннеля начальник концлагеря сел в машину. За ним прыгнула Диана. Но отказал мотор. Выругавшись, шофер выскочил и поднял капот.
В это время раздались пронзительные свистки. Пленные, работавшие невдалеке от жерла туннеля, бросились прочь с дороги. Из-за поворота выехали машины с предостерегающими знаками. Они везли взрывчатку.
Это был момент, которого так долго ждали пленные.
Укрывшись на склоне за кучу щебня, одна из женщин присела и вытащила из-под рваной кофтенки тот самый рукав от Фединой рубашки, который он когда-то наполнил камешками и привязывал на шею своему другу. К женщине подскочил Федя, Мохнатка не сопротивлялся — привычно подставил голову под хомут, в котором теперь лежали не камешки, а куски тола.
Вспыхнула спичка. Услышав повелительное: «Ма! Ма!» — Мохнатка побежал к Диане, которую он давно заприметил у входа в туннель.
Неудобный груз оттягивал голову книзу. Дымящийся шнур волочился сзади по земле. Но Мохнатка весело скакал по дороге вровень со второй машиной.
Гитлеровцы, охранявшие пленных, увидели его и заметили на шее странный тряпичный узел. Пока они раздумывали и удивлялись, машины со взрывчаткой и Мохнатка с тяжелым ошейником миновали их.
Загер почувствовал какое-то смутное беспокойство.
— Скоро? — зло окликнул он шофера, не спуская глаз с приближающихся машин и скачущего рядом с ними мохнатого комка. Потом рысьи глаза Загера приметили дымок, вившийся сзади собаки. А еще через секунду, холодея от ужаса, он вскочил, выхватил парабеллум и лихорадочно стал стрелять в Мохнатку.
Водитель передней машины прокричал что-то Загеру и, газанув, въехал в туннель. Вторая машина остановилась у входа.
— Взрывчатка! — испуганно заорал шофер, приоткрыв дверцу кабины. — Взрывчатку везем!
А Загер все стрелял, белый, обезумевший от страха. Одна из пуль царапнула Мохнатку. Он жалобно взвизгнул. Диана коротко гавкнула в ответ и бросилась сзади на плечи Загера. Сцепились и замелькали в машине два тела. Но тут земля дрогнула, у входа взметнулся огненный смерч. Его смяло огромным языком пламени, которое вырвалось из туннеля. А затем от еще более мощного удара качнулись скалы. Гора, в которой строился секретный завод, раскололась, раздалась и с грохотом осела вниз, засыпав и туннель, и дорогу.
ТАЙНА СИНИХ БУМАЖЕК
Миша Топорков возвращался из деревни в родной город. Вез килограммов шесть муки, выпрошенной у дальних родственников. Радостно прислушиваясь к перестукиванию вагонных колес, Миша представлял, каким теплом засветятся глаза матери, когда она увидит его целым и невредимым, да еще и с мукой! «А боялась отпускать! — подумал он. — Да я любого фашиста обведу!» И вспомнилось ему, как он полз по канавам, обходя стороной заставы, как врал полицаям, что живет в соседней деревне, как прятал от завистливых глаз мешок с мукой.
Сейчас этот драгоценный мешок лежал у всех на виду. Миша небрежно упирался в него грязным рваным ботинком. Ни один человек не мог заподозрить, что на заплеванном полу вагона под ногами у худого, замурзанного мальчика валяется такое сокровище.
Проезд по этому маршруту считался свободным. Билет у Миши был, и он не очень опасался контролеров и эсэсовцев, которые почти на каждой остановке заглядывали в вагон.
В семи километрах от города поезд остановился у зловеще красного глаза светофора, потом попятился и вполз задом в тупик.
Пассажиры заволновались. Неожиданная остановка ничего хорошего не предвещала. Фашисты могли устроить облаву и погнать всех на какую-нибудь срочную работу или даже отправить в том же составе в Германию. Не то еще бывало в годы «нового порядка», принесенного гитлеровцами.
Миша был решительным пареньком. Он не стал дожидаться и выяснять причину остановки. Подхватив мешок, он проскользнул в тамбур, спрыгнул на насыпь и, не оглядываясь, скатился по откосу в густой березняк, зеленым морем разливавшийся вдоль железнодорожного полотна.
Пробежав метров триста, Миша достиг кромки старого леса и залег в яму у вывороченной с корнем сосны. Спрятался он инстинктивно. Эта привычка выработалась в нем за два года жизни в оккупированном фашистами городе. Не успел Миша отдышаться, как из-за деревьев показался мужчина с корзинкой. Миша не удивился. Летом грибы были основной пищей многих жителей опустошенного города.
Мужчина шел прямо к упавшей сосне. Еще секунда — и он бы увидел мальчонку. Но справа раздался легкий треск, который отвлек внимание грибника. Из кустов вышел второй мужчина — тоже с корзинкой. Они посмотрели друг на друга. Первый спросил: