Полюби меня
Шрифт:
– Папа, мы не виноваты, – Машка держалась из последних сил, то бледнея, то краснея, понимая, что от такой новости вряд ли должны обрадоваться, но чтобы так шуметь. В конце концов, по нынешним временам все бывает.
Она никогда не думала, что сама окажется в таком положении. Всю сознательную жизнь Маша стремилась быть правильной, в детстве она являлась маленькой послушной девочкой, затем она хорошо училась в школе, и только в старших классах неожиданно взбунтовалась. Она посмотрела на Макса и закусила губу, вспоминая, как выходила из берегов именно весь десятый и одиннадцатый класс, как часто у нее бывали
– На аборт!!! – рявкнул «тесть».
И Макс подумал, что это было большое облегчение для всех, но было поздно. Срок беременности почти три месяца.
От слов отца Маша вжалась в кресло, совсем побледнев и сведя коленки. Аборта она боялась, но также ей страшно стать матерью-одиночкой. У нее не было никаких претензий к Максу, не было и надежд. Все те проблемы, что она ему причинила в школе, не лезли ни в какие ворота по сравнению с нынешней ситуацией. И хотя он тоже был в этом повинен, выглядело это все так, словно она продолжала ему мстить. И за что? Она тяжело вздохнула, не совсем понимая, чему улыбается Макс, может быть он впервые в жизни радуется, что она наказала саму себя? Что ж Маша не была удивлена.
В комнату влетела Мария Федоровна с валокордином и стаканом воды, а бабушка, как понял Макс – мать Ивана Валерьевича, подняла голову от вязания и сквозь толстые линзы оглядела присутствующих.
– Аборт – это грех, – заметила она. – Я против.
– Ну что ты так нервничаешь, Ваня, – капая в стакан лекарство, успокаивала Мария Федоровна. – Ну не специально же они.
– А вино тоже не специально?! Что прикажешь делать? Жизнь ведь загубят.
О чем говорить, что они с Машкой ненавидят друг друга с детского горшка, что напились «случайно», что Владику позарез хотелось Машку, а получилось с ним. И «напились» – громко сказано, по паре фужеров всего выпили. Макс не смог не улыбнуться, и ведь это был не первый их раз. Первый у них был намного раньше, тот, за который им обоим было стыдно и о котором они старались не вспоминать.
– Что ты лыбишься? Что лыбишься? Ты видишь, все побоку!!! Этому… этому…
Тут Машка заревела, тихо, давясь всхлипами и соплями, краснея. Она всегда легко краснела, даже на физкультуре, и теперь, став молодой красивой женщиной, она краснела по любому поводу.
Бабулька громко вздохнула, и, словно смирившись с невозможностью планируемого, отложила спицы и нитки в сторону.
– Ладно, хватит пыль сотрясать. Все вон, – произнесла она на удивление не старческим, командным голосом. – Маша, в комнату.
У Макса рот открылся от того, как «тесть и теща» встали, собрались выходить. Про Машку и слов не было, выбежала, не издав и всхлипа.
– Умойся, – вдогонку досказала бабушка. – А вас, молодой человек, прошу остаться.
***
Все началось обычно. В тот день она зашла лишь поделиться с Владиком новостью об удачно прошедшем собеседовании. Начался дождь, у нее не оказалось зонта, а Макс, в ожидании Владика с дачи, чинил тому комп. Он завел разговор, вежливо интересуясь делами, а когда выяснилось, что он тоже работает в компании «ДОМ», им нашлось, что обсудить. Ну как же тут не вспомнить детство и не заключить перемирие. Ему показалось, что она говорила искренне.
Ведь еще с драки в песочнице, когда Машка, проиграв спор, у кого песка больше в трусы влезет, обнаружила нечестность, а именно – висящий писюн, поняв что у нее-то ничего такого нет, она пришла в ярость.
Пока ждали Владика, так неудачно задержанного на даче предками, Машка обнаружила бутылку вина, и, распив ее, мы решили зарыть топор войны. Зарыть не удалось, Машке топор понравился, и после выпитого мы придумали, как восстановить справедливость по-другому. Как же это было приятно и сладко.
Он и сам не мог до сих пор поверить, как быстро все затем поменялось.
Буквально на следующий день его вызвали к генеральному. Он, проходя мимо ресепшена, взглянул на нее, но казалось, Машка закопалась в бумаги и ничего не замечала. Одетая в униформу, белоснежную рубашку и синюю юбку-карандаш, с пучком на затылке, с косынкой на шее в тон юбке, она походила на старшеклассницу. И от этого невинного вида хотелось подойти к ней и сгрести в охапку, прижать, повторить вчерашнее.
– Вас ждут, – сообщила Алина, приятная девушка лет двадцати пяти.
Макс вошел, придя в немалое удивление от присутствия у генерального, помимо самого Скалова, директора службы безопасности и вице-президента. Поздоровался и присел на предложенный стул за общим столом. Пару секунд в кабинете висело безмолвие, от чего напряжение заметно подскочило.
Алексей Владимирович посмотрел на Макса и улыбнулся.
Снежана смотрела на монитор и хмурилась. Являясь исполнительным директором службы безопасности компании «ДОМ», это не считая ее основной деятельности, она занималась не только охраной высшего руководства компании, но и обеспечивала безопасность бизнеса в целом, что включало в том числе проверку сотрудников, слежку за утечкой информации и многое другое.
Отчет, по которому она сейчас пробежалась цепким взглядом, говорил ей, что в компании появился крот.
Шпион сливал информацию по главным сметам проектов, перебивая их цены на аукционах госзаказов. Но хуже было то, что у него был доступ к документации секретного проекта. Еще хуже то, что они не знали, что именно делал злоумышленник с ним, какие мог внести изменения до государственной экспертизы. Все вместе заставляло ее яростно сжимать челюсти, сопеть, а взгляд зеленых глаз разгораться адским пламенем. Она умела воевать.
После ознакомления с отчетом хмурились уже братья, обдумывая план действий.
Снежана посмотрела на Макса:
– То, что мы будем обсуждать, конфиденциальная информация. В вашем договоре найма есть пункт о неразглашении. Помните об этом.
Макс кивнул, не понимая, что происходит. Кроме того, что и повода для прогулки в кабинет директора у младшего помощника ГАПа не было, тем более когда руководство в таком составе и собирается обсуждать конфиденциальные темы. Внутренне он давно подобрался, готовый к чему угодно, но в то же время любопытство давало о себе знать.