Полюби во мне тьму
Шрифт:
Чего бы ни говорили ангелы, она не желала принимать их «правду» и с упорством плывущей против течения рыбы стремилась к Порогу, где ее ждала истина.
«Любит? Не любит?»
– Там будет больно?
Фим, зябко кутающийся в свои крылья, потянулся к палке, пошурудил ею дрова, вызвав сноп искр, более похожих на снежную крупку, и только потом поднял глаза на замершую в ожидании ведьму.
– Мертвецы боли не имут, - ангел сразу понял, что Лючия спрашивает об огненных вратах.
–
– Для сего мира ты усопнешь, - подтвердил Фим.
«Любит? Не любит?»
К чему жизнь, если выяснится, что любовь Кразимиона - мираж, до которого не дойти, не дотронуться рукой?
А вдруг любит? А она в огненные врата с разбега?
– Любит? Не любит? – даже не заметила, как произнесла вслух.
– Ты о чем? – Фим резво поднял бровь и даже выбрался из кокона перьев.
– Я вот все думаю, - оживилась Лючия, - может, зря я убежала от Кразимиона? Надо было поговорить. Ведь все могло измениться, после того, как он встретил меня. А я даже не попрощалась… Поверила каким-то старым Дуниным запискам… А она и себя-то не помнит. И вообще, зачем искать истину где-то там, если она рядом?
Глаза Лючии горели, даже бледность замерзших щек исчезла, уступив место лихорадочному румянцу.
«Неужто взаправду любит? – испугался Фим.
– И ведь врата здесь не помогут, снимут токмо обманку, а истинную любовь не тронут. Эх, упустили, прозевали мы тебя, девонька. Что скажет Владыка?»
Стон Анхеля спас Фима, который мучительно долго подбирал убедительные слова, но так и не нашел их.
– Как ты? – с участием в голосе спросил старый ангел, торопливо поднимаясь с пенька, уходя и от ответа, и от пытливого взгляда Лючии.
– Холодно, - Анхель перевернулся на бок и поджал, словно младенец, ноги.
– Крыльев не осязаю. Каждая косточка стонет.
Лючия выдохнула. Она вновь почувствовала себя виноватой. Все из-за нее. Проклятая и есть проклятая.
Фим подбросил веток в огонь и, оглянувшись на Анхеля, с сомнением покачал головой.
– Не дотянет он до Порога. Дэйв для него слишком силен. Подмогу бы позвать.
– Я посижу рядом с ним, пригляжу, - охотно согласилась Лючия. – А вы слетайте, тут совсем близко.
– Так замерзнет, - Фим зябко повел плечами, показывая тем, что даже стоя у огня, тепла не чувствует.
В подтверждение слов, Анхель выдал зубами барабанную дробь.
– Брат, укрой меня своим крылом, - произнес голосом умирающего.
– Придется тебе идти, милая, - и уже присаживаясь рядом с Анхелем, махнул рукой в сторону дымного столба, вновь поползшего по небу. – Держись его. И ничего не бойся, здесь людей не трогают. У врат крикнешь, что от меня.
Анхель вновь застонал.
Фим укоризненно посмотрел на замершую в нерешительности девушку.
– Смерти его хочешь?
– Но заметив, что Лючия схватилась окоченевшими пальцами за разорванный ворот платья, смягчился.
– На вот, возьми мой плащ, нам одного на двоих хватит.
Лючия подняла брошенный плащ, давно утративший белизну, завернулась в него и, кинув прощальный взгляд на укрывшихся крыльями ангелов, побежала в сторону клубящегося над кромкой леса дыма.
Когда стих хруст ломких сучьев, что густо устилали древний лес, крыло Фима приподнялось.
– Что? Ушла? – шепотом спросил Анхель.
– Убегла, - подтвердил старый ангел, кряхтя поднимаясь с мерзлой земли.
– Фух! Я так испугался, что она захочет вернуться к демону, что решился сказаться недужным.
– Не стыдись сего поступка, все во благо. Не встрянь ты в нашу беседу, еще долго тянули бы канитель «любит - не любит», а там, не ровен час, и Кразимион бы образовался. Его-то любовь всамделешная.
– Демона теперь тоже сомнения гложут. Непотребник свое пагубное дело знает. Никому из нас не охота новые сто лет вокруг дочери Света хороводы водить. Лучше так, через обман. Владыка-то предупрежден?
– Встретит, не сомневайся.
– Ты бы приглядел за ней. А я на всякий случай Кразимиона здесь подожду, - Анхель, увидев сомнение в глазах сотоварища, добавил: - За меня не беспокойся, я хоть и ослаб крылом, дэйву власть над собой взять не позволю.
Лючия бежала не разбирая дороги. Останавливалась лишь за тем, чтобы оглядеться. Порой, не дожидаясь, когда вновь заклубится дым над огненными вратами и укажет правильный путь, спешила без подсказки, каждую секунду думая лишь о том, чтобы успеть.
Анхеля было жалко до слез. Комок подступал к горлу, стоило вспомнить, каким тихим голосом он говорил, а уж эти его поджатые к подбородку коленки и вовсе грозили разорвать сердце.
Ангелы все рассчитали верно: любая женщина, способная сочувствовать ближнему, пусть на время, но забудет о своих любовных страданиях. Да и материнский инстинкт, появляющийся, должно быть, с рождения, вытеснит все думы о себе несчастной, стоит рядом появиться еще более несчастному существу, свернувшемуся от боли в позу новорожденного.
Вот и дочь Света так остро сопереживала Анхелю, что совершенно забыла о демоне, самой себе и смерти, что поджидала ее у Порога.
На утоптанную, довольно широкую тропу Лючия выскочила неожиданно. Повертевшись и определившись по дыму, что дорога ведет в нужную сторону, порадовалась: больше не придется ломать ноги, продираясь через лесную чащу.
За спиной тропа делала крутой поворот, и если по ней и шли путники, то замерзший лес надежно прятал их от взора. Впереди дорога выстилалась ровным полотном, но туманная дымка, стелящаяся по мягкому песку, так же, как и непроглядный лес, создавала иллюзию одиночества.