Поместье Вэйдов
Шрифт:
— Скоро будет, — вмешалась я.
Адвокат удивленно поднял брови.
— У меня скоро будет ребенок. От Джефа.
— О, я не знал. Примите мои искренние поздравления, — сказал он. — В этом случае, разумеется, наследство перейдет к вашему ребенку.
— Я хочу спросить: если я покину поместье Вейдов раньше срока, мой ребенок теряет денежное содержание?
— Да, — ответил юрист. — Теряет. Но вы ведь не собираетесь уезжать, не правда ли?
— Я как раз собиралась уехать после родов к себе домой, к родителям.
— Это было бы неразумно. Вы
— Да, вы правы, — пробормотала я, но потом не выдержала и произнесла то, о чем думала. — На этих деньгах кровь Джефа, мистер. Андерсен. Я не имею права на них. Если бы вы знали то, что знаю я, вы бы, наверное, поняли меня.
Он удивленно-страдальчески наморщил лоб и горестно покачал головой.
— Понимаете, у меня ничего не было, когда я выходила замуж… Деньги для меня мало значат…
Что я могла еще сказать ему в ответ на его недоуменный взгляд. Он не понимал, как это деньги для кого-то мало значат. Тысячи людей прошли через его контору, и все, конечно, придавали первостепенное значение своему финансовому положению. В моей душе шевельнулось, что-то, похожее на сочувствие.
— Я подумаю… — выдохнула я, отчаявшись что-либо объяснить.
— Вас обижают Вейды?
— Нет, что вы!
— Так что же?
Несколько секунд я раздумывала. Мистер Андерсен — первый человек, принявший во мне такое участие. Может быть, он станет мне другом и советчиком? Но потом я внимательно посмотрела на адвоката и увидела просто старого, прожженного дельца, высушенного тысячами историй о человеческой подлости, каждодневно сталкивающегося с самыми низкими человеческими страстями. Не могла я ему довериться!
— Видите ли… — промямлила я, — удобно ли новому человеку, без году неделя в семье, получать фамильные капиталы? Есть ведь родные Джефа… Им больше подошло бы…
— Дорогая миссис Вейд, ну что ж поделаешь! На все воля божья! Кто бы мог подумать, что ваш муж найдет упокоение так рано. Но он ведь женился на вас, значит — любил. Даже если бы он жил, вы бы все равно получили свою долю наследства! Поверьте, ему бы не понравилось, что вы хотите отказаться от его денег.
Эх, если бы мистер Андерсен знал, какой болью отозвались во мне его слова! Я посмотрела в окно на залитые солнцем дома.
— Хорошо, — с трудом разлепила я губы. — Мне надо подумать.
— Конечно-конечно, это — ваше право. Только сообщите мне, пожалуйста, побыстрее о результатах своих раздумий, договорились?
— Хорошо. Дайте мне времени до завтра, — попросила я и уехала в дом Вейдов.
Встречали меня на пороге.
— Ну как, были у Андерсена? — сразу же спросила миссис Кингсли.
— Да, была, — ответила я и подумала, что она, должно быть, слышала мой телефонный разговор с адвокатом.
— Ну и как, пересчитали уже денежки Вейдов?
Острая обида полоснула ножом по сердцу.
— Зачем мне считать чужие деньги? Вы не приняли меня в семью, я — чужая! — крикнула я и осеклась. Впервые у меня вырвались искренние слова в присутствии миссис Кингсли.
— Не мелите чепухи! — бесцеремонно сказала миссис Кингсли. — В этой семье просто не лезут друг другу в душу, вот и все! А вы думайте больше о ребенке, а не о себе.
Да, может, она тоже искренна. Может быть, она хочет, чтобы ребенок ненаглядного Джефа получил богатство Вейдов?
Это обстоятельство оказало сильное влияние на мое решение. Я поняла, что обязана учитывать интересы моего еще не родившегося сына или дочери. Кроме того, свое слово добавили и меркантильные интересы. У меня не было ни гроша за душой. Мачеха, несомненно, тоже сидит без денег. Работать я в таком положении не могу. Единственное, что остается, — сидеть на месте и выполнять условия завещания.
Утром я позвонила Андерсену и сообщила свое решение.
Глава девятая
С течением времени Тони стал относиться ко мне все хуже и хуже. Иногда он мог быть очень предупредителен и любезен со мной, но с каждым днем это случалось все реже и реже. Речь его стала отрывистой, почти грубой. Он в основном бродил по ночному саду или мерил шагами свою комнату. Вид его свидетельствовал о душевном разладе, что-то постоянно грызло его изнутри, что-то неотрывно преследовало его. Это не касалось войны: Тони довольно равнодушно встречал вести с фронтов. Свое собственное положение тоже, по моим наблюдениям, не слишком тяготило его. Мне казалось, что я понимала причину странного поведения Тони. Он, как и я, бился над решением загадки пистолета, исчезнувшего в ту памятную ночь. По ночам в саду он светил фонариком в самые укромные уголки сада, чтобы найти следы, ранее ускользнувшие от его внимания. Это могли быть, например, пуговица Джефа или лоскут с его костюма. Или, может быть, он надеялся найти само оружие? Я никогда не разговаривала с ним о его ночных прогулках.
По отношению к миссис Кингсли он проявлял открытую враждебность. Причиной раздоров служила его мать. Однажды они чуть не подрались! В тот раз началось с того, что Эрнестина заговорила о колыбельке, которую она хотела подарить мне для моего будущего малыша.
— Какой колыбельке? — гневно спросила миссис Кингсли.
— Той, старенькой, от Лотти… — потерянно ответила Эрнестина.
— Я давно выкинула этот хлам!
— Но она… такая милая, — глаза Эрнестины наполнились слезами. — Я сделаю для нее новый матрасик. Розовый. Потому что будет, кажется, девочка…
— Но колыбель же вся поломана!
— Бэлла! — взмолилась старая женщина. — Сьюард обещал починить ее.
— Забудем об этом, — непреклонно сказала Бэлла. — Нэнси купит новую. Зачем ей рухлядь?
— Послушайте! — вмешался Тони. — Раз мама хочет подарить Нэнси старую колыбель, пусть так и будет. Кто ей может помешать это сделать?
— Я, — ответила миссис Кингсли.
— А кто вы, собственно говоря, такая?
— Как я сказала, так и будет.
— Не ссорьтесь, прошу вас! — заплакала Эрнестина. — Тони, умоляю тебя! Я вовсе не так уж и хотела! Правда, это я просто так сказала.