Помилованные бедой
Шрифт:
— Они сейчас передо мной сидят!
— И ты еще живой? Теперь тебе высшую награду давать можно! Наша Анна как увидела тех обормотов, все приличные слова позабыла. Только матом говорить стала. Покойники, заслышав ее, с лавок прыгать начали. Не могли лежать. Дед наш ушам не поверил. А как разглядел ту ораву, так и подумал, что бомжи пришли промышлять уже в морг. Видно, на свалке вовсе скудно со жратвой стало.
— Да тебе какое дело до них? Сам жаловался, что Анна с ног сбилась вконец, нет у нее замены! Чего ковыряешься?
— Они не рассказали тебе о своем визите сюда?
— Нет еще!
— Ты их спроси. А уж потом делай выводы. Я тебе вечером позвоню, — пообещал патологоанатом.
— Полный облом! Мы к нему вчера подвалили.
Мы заглянули за ширму, а там дохляков больше, чем на кладбище. И все, как один, голые. Ну совсем без ничего. К тому ж вперемешку. По двое, а то и по трое на лавке. Спросили, какую надо готовить, этот козел указал нам на старуху. Она такая вонючая и толстая, аж жуть. Ладно! Мы эту бабку из-под двух мужиков еле выдернули за ноги и давай ее во двор. Там из шланга мыть стали. А из нее как полило. Дышать стало нечем. Городская свалка в сравнении парфюмерный магазин. Нас на рвоту потянуло. Разбежались по углам. Покойную за это время мухи облепили. Роями над ней жужжат. Бездомных псов свора прибежала, вонь почуяла.
А главный морга выглянул из своего кабинета да как заорет: «Кто разрешил глумиться над покойной? Когда вы, олухи, видели, чтоб мертвую снаружи, да еще из брандспойта, мыли? Заносите немедленно в морг!»
А какая ей разница, где вымоют и кто? Но главный аж побелел весь снизу доверху и орет: «Она уважаемый человек в городе! Немедля ее на стол. Вымыть с мылом, аккуратно, как дорогую статую!»
Старуху! Статуя из нее, не скажу какая! Пока мы ее вернули со двора на стол, та статуя нам все туфли изгадила. И не только обувь. Вон Денису все штаны уделала, он ничем отмыться не может. В автобус вошли, от него люди в стороны шарахались.
Но самое смешное, как одевали эту старую! У нее задница как два переспевших арбуза. А трусы на яблоко не натянешь. Ну что тут делать? Намочили их, растянули как смогли и напялили. Колготки вчетвером на нее заволокли. Так и не поняли, на что они бабке на том свете? Но ничего не было страшнее лифчика. Переворачивать покойную боимся, у нее из живота льет. А попробуй не застегни. Как мы только не приноравливались. Только приподнимем за плечи, из нее снизу такое… А за ноги подняли, того не легче. Вся вонь, гниль, прямо на грудь старухе. Тогда с боков подкрались. С трудом натянули на нее одежду. Стали в гроб класть, не помещается. Вширь раздалась и не лезет. Но мы затолкали внаглую. Накидали ей цветов, веток, банку из-под пива, пачку из-под сигарет, чтоб прикольнее была. Банку в одну руку, пачку в другую. И свою старую колоду карт подарили, чтоб на том свете не скучно было. Когда все закончили, позвали главного, чтоб работу принял и по возможности оплатил.
Парень рассмеялся и продолжил:
— А этот чокнутый вышел и от восторга все забыл. Челюсть на пояс уронил. Шипит, хрипит, глазами крутит, а сказать не может, только, видим, рукава халата засучивает.
Мы смекнули. Покуда он за метлу схватился, мы уже далеко от морга были. Короче, не стали ждать оплату. Хорошо, что не развернулись на всю катушку и только одну старуху подготовили. Других кайфовее придумали б. Не состоялось, не поняли нас в морге. Мы в стардом заявились. А там старухи со стариками сидят. Кто телевизор смотрит, другие на балконах воздухом дышат. Третьи спят. В общем, тишина, покой, хоть сиди, хоть стой. Ну, мы им устроили веселуху, пляски с песнями. Нас там три деда попросили принести бодрящего. Конечно, отслюнили. Мы и доставили на все! Ох что было! К вечеру весь стардом на ушах стоял. Даже лежачие на костыли вскочили. А старики малость перегрелись, молодость вспомнили. И
— Все понял, ребятки! И хотя санитары нам очень нужны, вас не возьмем! — заявил жестко главврач.
— А зря вы так!
— С нами весело будет!
— Мы станем стараться! Нас научить, нам подсказать нужно!
— Неужели вы так сразу старым родились?
— Народ вы веселый. А у нас заведение серьезное. Рисковать не можем. Не имеем права.
— Ну хотя бы с испытательным сроком!
— Нет, ребята! Не могу!
Бронников встал, открыл двери и вывел ребят за ворота. И, указав на них вахтерам, сказал:
— Не пропускайте на территорию ни кучей, ни по одному. Им у нас делать нечего.
Бронников прошел во внутренний двор мужского корпуса. Там Сократ с Платоном вели нескончаемые споры о политике.
— Доктор! Вот кто теперь средь людей самый нужный? Сократ говорит, что политики. А я не верю. Эти говны везде без нужды. Языками чешут одно, а руками воруют у народа. Всех нас обобрали до нитки. Я вон банку доверился и остался без гроша. А ить уломали. Все причитали по телику: «Несите деньги в наш банк, получите сказочную выгоду!» Я поверил и отнес. Когда хотел забрать, ни денег, ни банка уже не было. А у меня и хлеба купить не на что! Во аферисты! И чего они мне в войну не попались на глаза? Всех бы одной очередью уложил не сморгнув! Вместе с ними тех, кто уговаривал, охмурял народ. Всякие там артисты! Их живьем бы закопал в канализации. Сколько они слупили с банков за брехню? Вот в прежние времена за такое на Колыму отправляли иль отстреливали ровно сбесившихся собак, а нынче их развелось как грязи! Ну разве я сбрехал? — поднял на Бронникова слезящиеся голубые глаза Платон.
— Теперь не только банкирам, никому нельзя доверять. Столько мошенников вокруг, столько кидал!
— Оттого и спорим, зря отменили смертную казнь. Не стало страха у жулья! Вона при Сталине — всяк лишний раз бзднуть боялся, чтоб другой не позавидовал и кляузу не настрочил. А теперь? Кто в депутаты лезет? Только глянь! Наберут их цельный паровоз, а потом кого под жопу и на пенсию, других — в зону до конца! А мы, как холуи, новых кормим. Уже шея от них согнулась к самой земле. И никак из этой лямки не вырвемся. Вона сколько всякого начальства за плутовство и воровство посудили, а пошто их меньше не становится? Да потому, что страху нет. Бояться некого. Их сажают, они откупаются и сызнова на воле! Наворуют в казне и за границей берегут. А мы как жили в голоде, голожопыми, так и на тот свет уйдем нищими. И только политики жируют. Они ни за что не в ответе! Они нас направляют, мы послушно премся. А куда? Не враз доходит. Когда поймешь, уже стучат молотком по крышке гроба…
— Сократ! Но вам-то что до политики? Банки не разоряли, с начальством дел не имели! От политики далеко держались, чего негодуете? — спросил Юрий Гаврилович.
— Доктор! Ну как же так? Фермером хотел я стать. Не получилось, обанкротили. Нищим сделали, заместо помощи подставили, подвели вглухую. А ведь вложил все, что на Северах заработал, рыбача на судах больше двадцати лет. Поверишь, дворец мог купить шутя! Нынче на однокомнатную квартиру не наскребу. Поверил не банку, целому правительству. И что получил за эту веру? Те поля мои давно заросли бурьяном, ничего не растет на той земле. А ведь большое хозяйство было! Где все? Вот уйдем мы в земь, и не станет на Руси деревень…