Помоги мне исполнить мечты
Шрифт:
Мои руки дрожат. Я еле-еле удерживаю листик со своей диагностикой и диагнозом в них. Словно бы безумие потихоньку завладевало мною. Перечитываю последние предложения. Снова и снова. Снова и снова.
Это не может быть правдой. Нет-нет, не может. Я ведь… я ведь чувствую себя прекрасно. Я ведь…
— Она дала метастазы. В левое полушарие. Ответственное за психическое здоровье человека.
Всё
Всё это: все мои сны, все мои перепады настроения, мои внезапные припадки смеха, яростные расстройства, мой временный, а возможно скоро и не временный, паралич — всё это последствия чертовой глиобластомы, которая не захотела убивать меня сразу, а захотела мучить меня долго и мучительно. Мучить, разбивая мою душу на части. Убивать, разрушая моё сознание: сначала по малюсеньким кусочкам, а затем сразу — словно огромная волна, сносящая всё дочиста.
— То есть, — пауза, — вы хотите сказать, что я…
— Да. — Кивает. — Эмили, ты, скорее всего, лишишься рассудка.
Сложенный лист лежит у меня в кармане. Прямо на груди. И с каждой секундой все больше и больше причиняет боли. Словно бы оно — это огромный нож, которым бьют мне прямо в сердце, но я, к сожалению, не умираю.
— Эмили! — Снова слышу я.
Мама с папой выбегают на улицу и, когда видят меня, успокаиваются. Они подходят ко мне и приобнимают за плечи. Но мне все равно. Стеклянным взглядом я смотрю на асфальт, скрепя зубами, не сдерживая слезы, сжимая кулаки. Они говорят «Идем» и ведут меня куда-то вместе с ними. Но я не хочу.
— Нет! — выкрикиваю я.
Разворачиваюсь и иду на выход. Медленно. Но с каждым шагом ускоряясь. А затем я и вовсе перехожу на бег, стирая чертовы предательские слёзы со своего лица.
«Ты ведь знала, что всё так и закончиться, дурочка», — твердит мне внутренний голос.
Нет.
Нет…
Нет!
Солнце клонится к западу. Ноги меня принесли в парк, стоящий напротив моей старой школы. Скоро закончится вторая смена — смена моих бывших одноклассников. Почему-то мне захотелось увидеть их, ведь, быть может, это будет в последний раз.
Я, сжав кулаки, захожу в здание школы. Охранника нет на месте, потому я направляюсь к расписанию. Все мои бывшие одноклассники раскиданы по разным группам, но я выбираю ту группу, в которой находится Джон. Он мне омерзителен, но мне хочется узнать, что же он скажет мне теперь.
Застряв в дверях, я встретилась с удивленными взглядами моих бывших знакомых. С раскрытыми ртами, округленными глазами, возмущенными лицами они начали перешептываться.
— Вы кто? — спрашивает учитель.
— Я… — и осекаюсь. — Никто. Ошиблась классом.
Уже собравшись уходить, я слышу, как кто-то позади меня произносит моё имя. Имя и ещё кое-что.
«Сумасшедшая».
«Больная».
«Что
«Самоубийца».
Сумасшедшая… Сумасшедшая… Сумасшедшая…
И я выкрикиваю, захлопывая за собой дверь и пнув её ногой со всей силы:
— Я не больная!
Злость закипала во мне, подобно просыпающемуся вулкану — сначала медленно, с еле заметными искорками, а затем быстро, топя всё вокруг, разрушая и поглощая всё на своём пути.
Не заметила, как оказалась в инвентарной комнате спортивного зала. Сразу же, не понимая, что же происходит, не думая о последствиях, я хватаю биту и несусь на пустынный задний двор, где обычно паркуют свои машины старшеклассники.
Вот она — машина Джона. Вот машины тех девушек, которые шептались обо мне, говорили, что я сумасшедшая. Прямо сюда выходят окна их кабинета — ну и пусть! Вокруг нет ни кого, но мне плевать, если кто-то да будет. Я ведь умру! Я ведь с ума сошедшая! Мне плевать!
Из меня разносится яростный утробный рык, я замахиваюсь битой со всех сил, какие у меня есть, и кричу, кричу, что есть мочи, так, чтобы меня услышали, так, чтобы вся моя боль высвободилась наружу:
— Я не сумасшедшая!
Звук разбивающегося стекла. Осколки летят во все стороны. Сигнализация. Но я всё ещё кричу:
— Я вас всех ненавижу! — И замахиваюсь на следующую машину.
Осколки летят во все стороны, но каким-то магическим способом не долетают до меня.
— Сдохните! Сдохните вы все!
И я пробегаю весь ряд машин, оставляя за собой шлейф из валяющегося побитого стекла, потресканных, но недобитых окон или вовсе разбитых передних стекол. Слезы льются из меня так сильно, как никогда раньше, словно бы это был мой последний выход, мой последний вздох. Бита выпадает из моих рук.
— Доктор Фитч. Сколько мне ещё осталось? Только правду, пожалуйста.
— Я не хочу тебя обнадеживать, Эмили.
— Пожалуйста. Я ведь должна знать, не так ли? — Почему-то я улыбаюсь ему, но эта улыбка… Словно я за ней скрываю накатывающий на меня ужас.
— Эмили, я…
— Осень. У моей сестры свадьба в октябре. А мой парень должен будет поступить в университет. У подруги последний, заключительный год учебы. Скажите, я доживу?
Доктор смотрит на меня, моргает и произносит на выдохе:
— Боюсь, что нет.
— Почему я? — Шатаясь, тру рукавами кофты свои глаза. — Я не хочу умирать.
И под крики уже выбегающих учащихся, чьи машины я разбила, я убегаю прочь, петляя между улицами туда-сюда, чтобы вновь постараться выбить из себя все чувства бегом.