Помоги себе сам!

Изюмова Евгения Федоровна

–  Извини, дорогой, твои услуги не понадобились: закрыто.

–  Э, ерунда!
– ответил тот.
– Пайдем, купим чито-нибудь ещё!

Тут уж ответила Гелька:

–  А что-нибудь ещё мы и сами купим.

Кавказец неизвестной национальности с минуту «переваривал» услышанное, а потом изрёк, причём на чистейшем русском языке:

–  Ну, вы, бабы, и биксы!

Мы с Гелькой прекрасно знали перевод этого жаргонного словечка, поэтому поспешили к выходу, чтобы в дурной голове кавказца не возникли более дурные мысли, вскочили в первую подкатившую маршрутку и умчались в неизвестном для него, кстати, и для нас, направлении.

Мы высадились у кафе, где когда-то играл в ансамбле предпоследний

герой моего сердца и воображения. Предпоследний, потому что я до сих пор лелеяла мечту встретить своего последнего героя, который прибыл бы ко мне под алыми парусами.

Мы выбрали столик в глубине зала и, заказав пару бокалов сухого вина, салат, мороженое и кофе, в полной тишине (ВРЕМЯ БЫЛО ещё абсолютно детское, и ансамбль не играл) часа два предавались воспоминаниям о событиях пятилетней давности, когда я вовлекла своих подруг в авантюрное приключение, едва не стоившее мне жизни, если бы не подоспел Стас. Впрочем, был в той истории и положительный момент, потому что Гелька влюбилась в Стаса, а он - в неё, и Гелька теперь живет в Воркуте в прекрасном коттедже, который выстроил Стас после женитьбы. Однако Гелька время от времени появлялась в нашем городе, потому что бизнес её разлюбезного Стаса был связан с частыми поездками за рубеж. И по пути туда он «забрасывал» к нам Гельку. Почему он так поступал, мы, подруги, не знали, может быть, боялся, что Ангелина изменит ему. Но мы прекрасно понимали, что Гелька никогда так не поступит: у неё оказалось огромное, любящее Стаса, и только его, сердце. Во взгляде Гельки на него сквозила бесконечная нежность, она называла его не иначе как… «моя Кувалдочка». Да уж, кулаки у Стаса были, в самом деле, подобны кувалдам - я видела их в работе. А что касается Стаса, то он часто нам говорил: «Я от Ангелиночки без ума», - удивительно, как он вообще ума не лишился от избытка чувств, без всяких там метафор. А что касается моего «приключения», то оно умотало в Японию: мой Скорпион был прекрасным аранжировщиком, а в музыке главное - мелодия, а не речь, так что проживает он в Японии тоже не в бедности.

Расстались мы с Ангелиной поближе к полуночи, и пока стояли напротив кафе в ожидании попутных маршруток, возле нас не раз притормаживали лихие ребятки, охочие до «цветов на обочине», которые дежурили ежедневно вечерами на улице. В конце концов, пришлось остановить такси, и мы доехали сначала до моего дома, а потом таксист повёз Ангелину к её дому.

Вернувшись домой, я приняла душ просушила свои лохмы феном и улеглась спать. Однако сон не шёл. Я, лёжа в постели, пробовала читать книгу, но мысли мои улетали прочь, в то время, когда сердце грела очередная надежда на личное, собственное и ничьё больше, женское счастье. Из воспоминаний меня выдернул резкий телефонный звонок. Ругнувшись на того, кому понадобилась в час ночи, я сняла трубку с аппарата и услышала вой:

–  Жанна! Ты где? Я звоню тебе, звоню, а ты трубку не поднимаешь!
– Ангелина вопила так, что я отставила трубку в сторону на целый метр и всё равно прекрасно слышала крики, ожидая, когда Гелька прекратит бесноваться. Наконец, подруга успокоилась и сообщила:

–  Жанночка, меня обокрали!
– теперь трубка заливалась плачем, рыдала так, что если бы по телефонным проводам могли литься слёзы, я, наверное, плавала бы уже под потолком вместе с вещами. Сквозь рыдания иногда прорывались слова, и я поняла, что Гелька вернулась домой и увидела распахнутую дверь.

–  Ты сообщила о взломе в милицию?
– прервала я подружкин плач.

Она тут же замолчала и ответила:

–  Нет, да и зачем? Ты разберёшься лучше всякой милиции.

Мои подруги считали меня гением сыска. То, что я писала детективные истории, конечно, не давало

повода так считать, но однажды я сама без помощи милиции разыскала украденные у меня вещи, то есть, помогла себе сама, и с тех пор мои дорогие подруженьки при малейшем намёке на криминал, тут же обращались ко мне. Так что неудивительно, что Гелька позвонила.

–  Жанна, приезжай!
– рыдала Гелька.
– Я тут сижу одна! Я боюсь - двери открыты!

–  Ну, так закрой, - посоветовала, - и заяви о взломе в милицию, а утром приеду, - попыталась я отвертеться от визита к Гельке в такое сумасшедшее время.

–  Да не могу я дверь закрыть! Ты что, не видишь что ли, что она с петель сорвана!
– обиделась Гелька, и я заподозрила, что это у Гельки мозги с петель сорвались, ибо нормальный человек не мог такое заявить. Видать, дело и впрямь серьёзное, если у самой психически устойчивой дамы из всей нашей разведённой компании «крыша поехала» - Гельку разозлить или выбить из настроения было очень трудно. Вздохнув, я сообщила трубке:

–  Ладно, еду…

Мой сыскной опыт был в следующем.

Как-то я со старшим сыном собиралась в театр. Билеты принёс мой давний воздыхатель Илья. Он безнадёжно волочился за мной уже несколько лет, но ведь сам виноват: когда я была в него влюблена, он и внимания не обращал, а когда охладела, вдруг влюбился. Но как в старом анекдоте: «Умерла, так умерла», - так и моя любовь исчезла безвозвратно. Поэтому билеты благосклонно приняла с условием, что пойду в театр не с ним, а со старшим сыном. Илья вдохнул и, не переча, вручил билеты.

Велев сыну сходить в магазин, купить что-либо на ужин, я помчалась в парикмахерскую. Вернулась - прямо раскрасавица. Одела вечернее платье, макияж наложила и вдруг спохватилась: где же сумка, в которой билеты лежат? Сумки не было. Мы обыскали весь дом, я рассорилась с детьми, предполагая, что это они спрятали сумку, потому что сын не хотел идти в театр. Сыновья сначала рассердились на меня, потом клятвенно заверили, что сумку не прятали. Я расстроилась нешуточно. Бог с ними, с билетами, не я же платила, а вот то, что в сумке паспорт и удостоверение с моей фотографией, ключи от квартиры и несколько платежных документов, которые мне было необходимо оформить с утра - это меня беспокоило. И тут сын вспомнил, что я, уходя в парикмахерскую, неплотно закрыла дверь - защёлка не сработала, и, может быть, кто-то заглянул в дверь, подхватил сумку и убежал.

Версия, конечно, была невероятная, однако и правдоподобная. Злая, как чёрт, умылась, улеглась спать и рано утром помчалась в милицию. Там меня разозлили ещё больше, потому что не хотели принимать заявление о пропаже - ляпнула необдуманно, мол, разыскивала сумку в квартире, считая, что её спрятали дети.

–  Вот-вот, - подхватил эту мысль дежурный, даже не глядя на меня: он решал кроссворд, - ищите дома, где-нибудь да лежит.

Я взбеленилась, мол, вы должны принять заявление, потому что в сумке находились документы, и все - с моей фотографией. Я теперь практически никто без документов. Дежурный лениво подал мне лист бумаги, ручку, и я написала заявление.

Вернувшись домой, остановилась возле подъезда и пожаловалась соседке о случившемся, выругала милиционера, а та и говорит:

–  А знаешь, к нам кто-то ночью в форточку хотел залезть, вон, видишь, на подоконнике грязь.

Я внимательно рассмотрела указанное место. Соседка - большая чистюля, её подоконники всегда чуть ли не сияли, и вдруг - комок грязи. Вглядевшись, я обнаружила, что это не просто шматок грязи, это - след, причем, от детской ноги, ну, мне так показалось, что детской.

Я развернулась - и в милицию. Дежурный страдальчески глянул: что ещё случилось?