Помолвка мсье Гира
Шрифт:
— Я ничего не скажу, — пробормотал он. Он так и не опустил полы пиджака, загнувшиеся над его жирными бедрами. Он опять направился к печке, а Алиса села на край кровати, равнодушная к беспорядку в своей одежде.
— Уж вам-то они ничего не смогут сделать! А пока что время и пройдет…
Она говорила совершенно спокойно, сидела, упираясь локтями в колени, а подбородком — в ладони.
— Вам и внимания не следует обращать на их подозрения.
Мсье Гир заводил будильник.
— Вот дело поутихнет, он отсюда уедет, и мы заживем спокойно.
До мсье Гира доходило только смутное журчание ее голоса. На него навалилась усталость, и физическая, и душевная. До нее это не сразу дошло, и она все говорила и говорила, расхаживая по комнате. Увидев, что лицо его опять стало восковым, она с улыбкой протянула ему руку:
— До свидания, мне пора уходить.
Он вложил в ее руку свою вялую ладонь.
— Вы меня правда чуть-чуть любите? — настойчиво спросила она.
Вместо ответа мсье Гир открыл дверь, и когда она вышла, снова запер ее на ключ.
Алиса промчалась по лестнице, пересекла двор, дохнувший на нее холодом, и вошла к себе, еще не утратив веселого оживления. Она тотчас посмотрела на окно, закрытое тремя листами серой бумаги, которые отныне скрывали от нее мсье Гира, удовлетворенно улыбнулась и опять, который раз за этот день, сняла юбку, блузку, потянулась, сбросила наконец рубашку. Она строила глазки зеркалу и представляла себе малюсенькую дырочку в серой бумаге и глаз мсье Гира, прильнувший к ней, как прежде к замочной скважине.
Алиса лениво тянула время, вздумала даже вымыться с головы до ног, чтобы подольше побродить обнаженной по освещенной комнате. Однако время от времени глаза ее холодели от досады, и она угрожающе ворчала:
— Болван!
Но болван не стоял у окна, за серой бумагой, он так и остался возле двери, держа ключ в руке, опираясь о косяк, и обводил взглядом свою комнату, будильник, белевший на черной каминной доске, печь на трех ножках, стенной шкаф, клеенку и кофейник и, наконец, постель с непривычной вмятиной посередине. Наконец он оставил ключ, опустил руку, вздохнул — и на этом вечер закончился.
Глава 6
«Господину Прокурору Республики Господин Прок…»
Мсье Гир разорвал розовый бювар на мелкие кусочки, бросил их в печь и какое-то время смотрел на огонь. Сегодня у него было много работы. Как всегда по понедельникам, ответы на его объявления пришли в изобилии, так как мелкий люд использует для писем воскресное утро. Да еще к этому добавилась субботняя почта, к которой он еще не прикасался.
Сидя в одиночестве в своем подвале, он приготовил сто двадцать пакетов и смог отнести их на почту только в три приема. Но эти походы доставили ему удовольствие. Когда он отправился туда в третий раз, то чуть было не улыбнулся, заметив в одной из витрин отражение понурой фигуры шедшего за ним инспектора. Это был не тот, кто следил за ним все время, а какой-то маленький бородач с гнилыми зубами, который весь день простоял с поднятым воротником, дрожа от холода, напротив дома 67.
«Господину Прокурору Республики Господин Прок…»
Закончив работу два часа назад, мсье Гир рисовал узоры на бюваре, писал отрывочные слова и зачеркивал их и наконец отчаялся придумать какой-то хитроумный ход, который наконец отведет подозрения от него.
Было уже почти семь часов, когда он убедился, что печка сама потихоньку потухнет, выключил свет и вышел на улицу с черным портфелем под мышкой. Маленький бородач стоял на углу и старательно изображал господина, слишком рано явившегося на свидание. Он пошел за мсье Гиром по бульвару Вольтера, прижимаясь к стенам домов и прячась за спинами прохожих, когда мсье Гир оборачивался. Ему, должно быть, забыли сказать, что это не имеет никакого значения.
Он, наверное, был человек женатый, семейный и невезучий, это почему-то сразу чувствовалось. Когда мсье Гир вошел в ресторанчик, где был завсегдатаем и имел собственную салфетку в отдельном ящичке, полицейский остался на улице и прохаживался мимо запотевших окон, как призрак.
Скатерти были бумажные, столики маленькие, прислуживали женщины в черно-белой одежде, а меню было написано мелом на большой грифельной доске.
Мсье Гир ел колбасу с картошкой и все размышлял, все старался что-то придумать и вдруг, подняв голову, произнес каким-то чужим голосом:
— Красного вина.
Такого еще никогда не случалось. Он не пил ничего другого, кроме воды или кофе с молоком.
— Графинчик?
Графин играл рубиновым пятном на белой бумаге, покрывавшей стол. Мсье Гир налил в бокал немного вина и доливал водой, пока оно не стало бледно-розовым. Отпив из бокала, он заметил, как официантки переглянулись между собой, и допил до конца, но удовольствие было испорчено. Он иронически улыбнулся.
Выйдя на улицу, он тотчас же приметил полицейского в тускло освещенном баре напротив, тот ел рогалик, макая его в кофе; мсье Гир видел, как он запихнул в рот полрогалика, пошарил в карманах и бросил мелочь на стойку.
Вплотную к тротуару шел автобус. Мсье Гир мог вскочить на площадку, оставив инспектора в дураках. Но он этого не сделал. Он шагал, выпятив живот, так как очень плотно поел, а главное — сознавал, что каждый жест его имеет важное значение.
Он не старался уйти куда-то далеко. Возле площади Вольтера сияло огнями большое кафе. Мсье Гир вошел туда, и по мере того, как он продвигался в шумной толпе, заполнявшей помещение, грудь его все больше выпирала вперед, рука все увереннее прижимала к телу портфель, а на губах уже играла смутная улыбка.
Слева от кафе находился кинотеатр, принадлежавший той же фирме и сообщавший о начале сеанса безостановочным трезвоном, разносившимся повсюду. Помещение кафе было огромным. По одну его сторону посетители ели, по другую — играли в карты на столах, покрытых красным сукном. В глубине зеленые светильники горели над шестью бильярдными столами, и вокруг них величественно ходили кругами мужчины в жилетах, без пиджаков.
Жены и дети сидели тут же, ожидая, пока отец семейства отыграет партию в бильярд. Сорок официантов сновали между столиками, покрикивая: “Позвольте! Разрешите!” А на эстраде пианист, скрипач и виолончелистка знакомили публику со следующим номером своей программы, подвешивая картонную цифру к медному треугольничку.