Поморские были и сказания
Шрифт:
Восьмуха шибла погудальце об пол. Вавило подхватил да стегнул девку в пояс. Она перекинулась вороной, села на подоконник, каркнула три раза и вылетела оконцем.
Скоморохи привели родителей и народ на болото.
Мать видит Романушку, бьет ладонями свое лицо белое.
А Вавило говорит:
— Не плачьте! Ноне время веселью и час красоте! Заиграл Вавило во гудочек, а во звончатый во переладец, и народ запел:
Грозная туча, накатися, Светлы дожди, упадите! Романушко, убудися, На белый свет воротися!И летает погудало по струнам, как синяя молния. Гременул гром. Над белыми мхами развеличилось облако и упало светлым дождем на Романушку. И ожил дитя, разбудился, от мертвого сна прохватился. Из-под кустышка вставал серым заюшком, из-под белого мха горностаюшком. Людям на диво, отцу-матери на радость, веселым людям — скоморохам на славу.
Пойга и Лиса
Жил юный Пойга Корелянин. Жил житьем у вершины реки. Наехала на него шведка Кулимана [9] , дом и оленей схватила. Пойга и пошел вниз по реке. У Лисьей горы изготовил ловушку и пошел умыться. Видит — на воде карбас, в нем спят. На берегу девица, не спит. Ночь летняя, сияющая.
Пойга испугался красоты этой девицы:
9
Кулимана, шведка Кулимана — В преданиях карелов сохранилась память о «свейских нагонах» (шведских набегах), которые бывали на Севере в XVI веке. Отсюда сказочная «шведка Кулимана».
— Ты не звезда ли утренница?
Она засмеялась:
— Если я звезда, ты, должно быть, месяц молодой. По сказкам, он гоняется за утренней звездой.
— Чья же ты?
— Я дочь вдовы Устьянки. В карбасе моя дружина, пять уверенных старух. Плавали по ягоды по мамкину указу.
Пойга взмолился к ней:
— Девица, подожди здесь! Я тебе гостинец принесу, лисичку.
Он к ловушкам поспешил к своим — туда залезли Лисьи дети. Он обрадовался: «Не худой будет подарок для девицы».
И тут прибежала Лисья мать. Стала бить челом и плакаться:
— Пойга, милый, отдай мне моих детей!
Он говорит:
— На что много плачешь, Лиса?
Пока Лиса да Пойга разговаривали, старух на карбасе заели комары. Устьянкина дочь и уплыла домой…
Пойга опять идет вниз по реке.
На новый месяц догоняет его Лисья мать. Пойга удивился:
— Ты на кого детей-то бросила?
Лисица говорит:
— Есть у меня родни-то. Это ты один, как месяц в небе. Я тебя женю на дочери вдовы Устьянки. За твое добро тебе добро доспею.
Вот они дошли до Устья. Тут сделали шатер из белого моху. Лисица говорит:
— Пойга, нет ли у тебя хоть медной денежки?
— У меня серебряных копеек пять.
Лисица прибежала в дом к Устьянке и говорит:
— Государыня Устьянка, Пойга, мой сынок, просит мерку-четверик: хочет жито мерить.
— Возьми.
Лисина принесла мерку в шатер, запихала в заклеп две серебряные денежки и несет мерку обратно:
— Государыня Устьянка, дай меру побольше — четвериком мерить долго.
Вдова дала Лисе полмеру и говорит дочери:
— Гляди, в четверике-то серебро застряло. Вот какое «жито» меряют, хитряги!
Лиса опять там в полмеру за обруч влепила три серебряных копейцы и несет обратно. Устьянка опять приметила серебро, однако виду не подала, спрашивает:
— Для какого случая зерно-то меряли?
— Жениться собирается.
— Пожиточному человеку что собираться? Посватался — и все.
— Государыня Устьянка, я ведь и пришла твою дочку сватать.
Вдова говорит:
— Надобно жениха-то в лицо поглядеть.
Ведет Лисица Пойгу на смотрины и думает: «Не гораздо ты, жених, одет. В чем зверя промышляем, в том и свататься идем». А идут они через болото, по жерди ступают. Лиса и подвернулась Пойге под ноги, он и слетел в болото.
На сухое место выбрался, заплакал:
— Испугается меня теперь невеста. Скажет, черт из болота вылез…
А Лиса над ним впокаточку хохочет:
— Сохни тут, тетеря косолапая! Я хорошую одежу принесу.
Лисица к Устьянке прилетела:
— Как быть, государыня? С женихом-то смех и горе! К вам на смотрины торопился, на болоте подопнулся и ляпнул в грязь. Обиделся, назад пошел.
Вдова зашумела на Лису:
— Как это назад пошел?! Глупая ты сватья! Возьми вот мужа моего одежу. Пусть переоденется да к нам, к горячим пирогам.
Вот Пойга в дом заходит. Невеста шепнула ему украдкой в сенях:
— Ты виду не показывай, что мы встречались.
Пойга за столом сидит, ни на кого не глядит, только на себя: глянется ему кафтан василькового сукна, с серебряными пуговками.
Вдова и шепчет Лисе:
— Что это жених-то только на себя и смотрит?
Лисица отвечает:
— Он в соболях, в куницах ведь привык ходить. Ему неловко в смирном-то кафтанчике.
Вдова и говорит Пойге:
— Ну, добрый молодец, сидишь ты — как свеча горишь. Не слышно от тебя ни вздора, ни пустого разговора. Ты и мне и дочке по уму, по сердцу, Однако, по обычаю, надо съездить посмотреть твой дом, твое житье— бытье.