Поморы (роман в трех книгах)
Шрифт:
— Отчего они уснули? — поинтересовался Климцов.
— Кто знает… Есть ведь и слабые зверьки. Наверное, озябли во время полета. Контейнеры открыты: а мороз, ветер. Ты пошли кого-нибудь. Не пропадать же шкуркам.
— Придется послать. Только кого? — вздохнул Климцов. — Все при деле. Хоть сам иди…
Он повел взглядом по сторонам, как бы отыскивая, кого можно послать, и приметил старика на стуле.
— Тебе чего, дед? — спросил он.
Старик не ожидал, что с ним заговорят, и растерялся, даже уронил на пол рукавицу.
— Мне ничего не надо.
— Почему нельзя. Тут дверь открыта для всех, — ответил Климцов. — Но я что-то вас не помню. Как ваша фамилия?
— Фамилия-та? Дак что… Фамилия… Это не важно. Я здешний, пенсионер. Уж давно на пенсии, — добавил старик.
Климцов не придал значения тому, что старик не назвал себя. Голова председателя была занята уснувшими бельками.
— Ну ладно, пенсионер так пенсионер. А сколько лет?
— Восемьдесят пять, — сообщил старик.
— Ого! Мне бы дожить до таких годков… — взглянул на Томилина Иван Данилович. И снова обратился к незнакомцу: — Слушай, дед! Ты ведь, наверное, из племени зверобоев. Возьмись-ка обработать уснувших зверят. Заплатим как положено, по расценкам. Сделай милость, прошу тебя! Если, конечно, сможешь…
Старик нахмурился, но согласился.
— Это я, пожалуй, могу. Когда-то клепик [72] держал в руках. И ножик зверобойный тоже…
72
Клепик — специальный нож, которым отделяют сало от шкуры тюленя.
— Вот и помоги нам. Будь добр. Сходи домой за ножом — и сюда. Скоро к вольерам поедут на лошади и тебя прихватят. Я скажу. Там обратишься к бригадиру Анисиму Родионову.
— К Анисиму? — с живостью переспросил старик. — Ладно. Обращусь. Можно мне идти?
— Конечно. Желаю успеха.
— Спасибо.
Несмотря на высоченный рост и преклонные годы, старик довольно проворно встал и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.
Иван Данилович, посчитав вопрос решенным, сразу забыл о старике. Откуда молодому председателю было знать, что старик этот ни кто иной, как бывший хозяин Унды, купец и промышленник Вавила Ряхин.
О промысле тюленей с помощью авиации Вавила узнал из областной газеты. Она писала в конце февраля, что в рыбацком колхозе Звезда Севера будет применяться новый способ добычи зверя, который никогда ранее не применялся. Перечитав заметку, Вавила невольно вспомнил, как когда-то, еще до коллективизации, он с помощью мужиков с лодками промышлял тюленей во льдах. Сообщение очень заинтересовало его. Подумалось: Вот бы посмотреть, как нынче там живут и работают. Ряхина неудержимо потянуло на родину. Захотелось своими глазами увидеть, какие там произошли перемены, как все теперь выглядит.
Вспомнил он, как несколько лет назад к нему приходили Офоня-моторист и Дорофей Киндяков и приглашали его вернуться жить в родное село.
И он решил: Поеду. И не только на побывку надумал он поехать, а и для того, чтобы присмотреть себе место на дедовском кладбище рядом с отцом и матерью. В том, что его час пробьет скоро, он не сомневался.
В Архангельске у него не было родственников, кроме брата жены, однако с ним он даже не был знаком. Стало быть, его тут ничто не удерживало.
Но кто там, в Унде, сможет принять и приютить меня? — задумался Вавила. — Офоня живет с сыном, снохой и внуками, на него рассчитывать нечего. Вот разве Фекла… Она, наверное, не откажет. И он написал ей письмо.
Ответ пришел быстро. Фекла сообщала, что вышла замуж, что супруг у нее хороший и живут они в большой избе, а маленькую — зимовку могут предоставить в полное распоряжение Ряхина. Приезжайте, Вавила Дмитрич, и живите с богом, — приглашала она.
Вавила обрадовался теплому письму. Ключ от квартиры он отнес в домоуправление и заявил там: Я поеду в деревню. Возможно, и не вернусь. Так вы после моей кончины квартиру кому-нибудь нуждающемуся передайте… И можете, как хотите, распорядиться моим имуществом. Правда, человек я небогатый…
В домоуправлении подивились такому заявлению квартиросъемщика, но ключ приняли и сказали: Живите на здоровье и возвращайтесь. А ключ мы будем хранить
Самолет прибыл в Унду в сумерках, и Ряхин, подняв воротник, чтобы никто его не заприметил, пошел к Фекле. Та приняла его, напоила чаем и отвела в зимовку, где топилась лежанка и была приготовлена постель.
Сначала Фекла сомневалась, правильно ли поступила, приютив своего старого хозяина: ведь он как-никак из бывших. Но потом на все сомнения махнула рукой: А что он теперь сделает старый-то? Приехал домой умирать… Разве можно отказать ему в помощи? Он-то в свое время приютил меня, дал кусок хлеба…
Мужу Фекла, конечно, рассказывала, что за гость собирается к ним приехать, но Леониду Ивановичу было не до него — хватало дел в школе, и он лишь заметил, что принимать гостей — обязанность хозяйки.
Вавила долго не выходил из избы, но потом все-таки решился пройтись по улице. Никто его пока не узнавал, он осмелел, и ноги сами привели его в родной дом, где теперь размещалось правление колхоза, а затем неудержимое любопытство заставило заглянуть в штаб.
Согласившись ошкурить уснувших тюленят, Вавила поспешил домой, а когда вернулся, ватник у него был перепоясан ремнем и на нем висел зверобойный нож в ножнах, что дала Фекла.
— Пришел? — обрадовался Климцов. — Вот и ладно. Как звать-то тебя, дед?
Ряхин помялся, но все таки решил назвать себя:
— Вавила. По отчеству Дмитриевич.
— Отлично. Значит, Вавила Дмитриевич… Вон под окном — лошадь с дровнями. Садитесь и поезжайте! У вольеров не забудьте спросить Анисима.
— Не забуду.
Он мог бы добавить, что с Анисимом Родионовым связан родственными узами, что тот плавал на его шхуне Поветерь кормщиком, но это было совсем ни к чему.