Понаехавшая
Шрифт:
— Андестанд? — дыхнула огнем на очередь Понаехавшая.
— Андестанд! — вытянулись в струнку финны.
— То-то! — хмыкнула наша героиня, торжественно вставила ключ в замок и минут десять под заинтригованные взгляды интуристов врывалась в обменник, гремя всевозможными ключами, скрипя ржавыми винтиками и шпунтиками, наваливаясь элегантно, когда плечом, а когда коленом, на железную дверь.
— Ты где? — прорвался сквозь скрежет испуганный вопль Натальи. Понаехавшей впервые в жизни остро захотелось ответить в рифму, матом. Но она героически сдержалась. Нечего ударять в грязь лицом перед иностранцами, особенно когда у тебя
Совет: не стоит пугаться приглашения на «кусок хлеба».
«Кусок хлеба» — это ужин, чаще всего в национальном ресторане, с обязательным шашлыком, вином, сыром, зеленью, бастурмой, суджухом, мацуном и лавашем. С изжогой на ночь и похмельем с утра. Такие вот прозаичные дела.
Убедившись, что «кусок хлеба» не подразумевает под собой ничего оскорбительного, Наталья согласилась на свидание. Но, как всякая уважающая себя девушка, несколько дней вертела хвостом — не говорила «да», но и не говорила «нет», строила из себя недотрогу и томно вздыхала в трубку. Вагаршак на каждый ее томный вздох покрывался благоговейной испариной и выдавал подстрочником диковинные обороты речи. Наталья исправно пугалась и обрывала телефон Понаехавшей с требованиями безотлагательно расшифровать смысл Вагаршаковых прямо-таки выражений.
— Ты понимаешь, что словами «я грязь под пяткой твоей» или «помою твои ноги и выпью воду» в России можно если не напугать, то сильно озадачить человека? — втолковывала троюродному кузену крестного сына тети Светы Понаехавшая.
— Мамино солнышко, больше так не буду! — заверял Вагаршак.
— Ты опять за свое? Это что за выражение такое — «мамино солнышко»?
— Но у нас ведь принято так клясться!
— Так это у нас!
— А можно хотя бы говорить «мамой клянусь»? — не сдавался Вагаршак.
— Можно, — вздыхала Понаехавшая. Она понимала — если убрать из речи Вагаршака все идиоматичные выражения, то ничего, кроме междометий и набивших оскомину рекламных слоганов типа «Хопер-инвест — отличная компания от других», не останется.
Через неделю произошла церемония поедания «куска хлеба». Наталья была сражена наповал галантностью своего кавалера, который виртуозно заворачивал в лаваш овечий сыр с зеленью и бастурмой и сыпал стихами, как комплиментами.
— Над долинами и взгорьем гордо реет буревестник, черной молнии подобный, то как зверь она завоет, то заплачет как дитя, — декламировал Вагаршак, подкладывая своей музе сочные куски шашлыка.
— Вон сколько правильных русских слов знает! — тихо радовалась муза, запивая мясо терпким вином «Арени».
Скоро между ними завязался роман со всеми вытекающими — ночными прогулками по спящему городу на зеленой Вагаршаковой «копейке», ссорами на кухне: «ты не умеешь готовить толма» — «можно подумать, ты умеешь» — «женщина, что с тебя взять, волос длинный, ум короткий» — «а у тебя ни волос, ни ума», ну и тэдэ.
Дело определенно двигалось к свадьбе — Наталья научилась без тяжелых для пищевода повреждений поглощать обильно перченные блюда, Вагаршак — относительно правильно выговаривать имена Натальиных родителей: Валирья Тымофевна и Канстанстин Дмитрович. Валерия Тимофеевна и Константин Дмитриевич проявили чудеса артикуляции и научились произносить «Вагаршак Аршалуйсович» без мучительных вспомогательных телодвижений.
Но до свадьбы так и не дошло. Наталья неожиданно для себя увлеклась новым соседом по подъезду. Новый сосед оказался прямо-таки Аполлоном Бельведерским — он был прекрасен, как Аполлон, и женат, как Бельведерский.
Жить на два кавалера, как другие благоразумные девушки, Наталья не умела.
— Вагаршак, — призналась она, — у нас с тобой разные космосы, ты солнце, а я — звезда. Понимаешь?
— Нет, — честно ответил Вагаршак.
— В общем, мы слишком разные. Я полюбила другого, и вот. Прости меня.
— Доморазрушительница, как ты могла! — взвыл Вагаршак и вылетел пулей из квартиры.
— Домо… чего? — переспросила Наталья в захлопнувшуюся дверь.
— Мне так стыдно! — каялась она на следующий день Понаехавшей.
— Не переживай. Чувства были да сплыли. Такое бывает.
— Сплыли, это да! — Наталья пошарила в сумке в поисках носового платка, ничего не нашла, махнула рукой, выдернула из бланков строгой отчетности копирку и сладострастно высморкалась.
— Ты чего? — всполошилась Понаехавшая.
— Не волнуйся, я в изнаночную сторону.
— А этот твой новый? Кто он вообще такой?
— Хороший! — Наталья закатила глаза. — Но женатый.
— Совсем женатый?
— Совсем. Отбивать буду.
Наталья повздыхала, попила водички, уставилась в окно. Напротив, возле стойки ресепшн, топталась группа не иначе однояйцевых японцев — все они были в одинаково светлых плащах, темных брюках, белых кедах и крепко держали в руках черные портфели системы «дипломат». Переводчица Светлана что-то объяснила им и махнула в сторону обменника рукой. Японцы дружно обернулись и уставились на Понаехавшую с Натальей.
— Небось сейчас думают: «Все эти русские на одно лицо», — хмыкнула Понаехавшая.
Наталья хихикнула, но тут же снова пригорюнилась:
— Он такой наивный, прикинь, даже выражения «кинуть палку» не знал!
— А что это такое? — напряглась Понаехавшая.
— Ты тоже не знаешь?
— Ну, я понимаю, что такое кинуть палку. А «кинуть палку»?
— А еще филолог! — оскорбилась Наталья.
Ответить Понаехавшая не успела, группа японцев штурмом взяла обменник — менять иены на рубли.
— «Кинуть палку» — это переспать, ясно? — выпалила Наталья, когда последний иностранец, счастливо обменяв валюту, вернулся вприпрыжку к ресепшн. — Палка — это… ну… — Она согнула в неприличном жесте руку, показывая, что такое палка.
Понаехавшая хрюкнула.
— Да ладно!
— А то! И ты знаешь, что я хочу тебе сказать? Умеет Вагаршак кинуть палку, ой как умеет! Ты ему так и передай, чтобы он не страдал.
Троюродному кузену крестного сына тети Светы Понаехавшая ничего про палку передавать не стала. А то неправильно еще поймет. Вагаршак погоревал-погоревал, потом нашел себе другую девушку, что примечательно — тоже Наталью. Видимо, планида была у него такая — влюбляться в Наталий.