Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства

Меняйлов Алексей

Начальник полиции, выждав достаточно, чтобы мелочь запомнила его присутствие и уразумела значимость события, обречённо вздохнул и, стирая с лица брезгливое выражение, направился в сторону внутренних помещений притона.

Навстречу откуда-то вывернулся небольшого роста хроменький уродец, как на сцене гневно вращавший глазами. Возмущался он, как и следовало ожидать, подчёркнуто громко, чтобы его могли расслышать распластавшиеся в пыли.

— Какое безобразие! — верещал главарь. — Почему сюда ворвались эти люди? Как они посмели! Я — честный человек! Уважаемый во всём городе! Какое вы

имели право! На каком основании?!

С Князем — под такой кличкой уродец был известен среди своих — начальник полиции ещё ни разу не разговаривал. С его предшественником, которого нашли зарезанным в собственной постели, — да. И с предшественником его предшественника. Того тоже, кажется, звали Князем…

Настоящее имя Князя — Варавва, «сын отца», так он и представлялся, оказавшись на улицах города днём. При желании можно было понять и так: сын раввина.

— На каком основании? — опять пронзительно заверещал главарь, так что у начальника полиции заложило уши.

«Распну, сволочь, — поморщился начальник полиции. — На Голгофе с креста будешь верещать про свои основания».

Начальник полиции повернулся так, чтобы не видели легионеры, и поклонился Князю.

Но заговорил начальник полиции, напротив, громко и властно, чтобы слышали все:

— Как посмели? Именем божественного Тиберия! А оснований — предостаточно! — сказал он. — Впрочем, даже если бы «оснований» и не было, то вы всегда знаете, что, обыскав здесь только часть помещений, мы их найдём несколько мешков.

Князь знал. Как, впрочем, знал и то, что уликам этим не будет дан ход, как только начальник полиции получит то, за чем пришёл. Только вот за чем он пришёл? За деньгами? Сколько он попросит за это прекрасное зрелище?

Князь невольно залюбовался живописными группами воинов, блеском свеженачищенных доспехов, огненными пятнами факелов, придававших разгрому вид стремительно надвигавшегося конца света, ковром распластанных мужских тел, то здесь, то там перемежавшихся телами полуобнажённых гетер. Стены притона казались крепостными стенами скрывавшегося во мгле Великого Города … Только наоборот — то, что должно быть изнутри — оказалось снаружи… Стены раздавались, крыша исчезала, вечность перехватывала дыхание…

Князь тряхнул головой, отгоняя появившееся странное, с некоторых пор навязчивое, видение. Что ж, если начальник полиции пришёл за деньгами, то пусть берёт — заработал. Сколько бы ни взял — за пережитое наслаждение красотой ничего не жалко.

Или, может быть, ему понадобилась чья-то жена? Хорошо. И это получит.

А может — наёмные убийцы?

Но договариваться здесь, в присутствии лежащих в пыли исполнителей, было бы… э-э-э… неэтично. Сейчас гость явно попросит уединиться.

— Целую армию против меня привели, — усмехнулся Князь. — Неужели меня так боятся… в вашем ведомстве?

— Вас знают и при дворце, — сказал начальник полиции. Эта фраза тоже входила в тайное знание. — О вас говорят.

— Придётся побороться за справедливость, — вздохнул польщённый Князь. — Наместник Великой и Справедливой Империи не потерпит такого беззакония! Совершенно верно, слово моё и при дворце знают!

«Интересно кто? — поверил и без тени удивления подумал начальник полиции. — Начальник канцелярии? Или начальник охраны? А может… жена наместника? Должен же у неё быть любовник! Если это Князь, то он, действительно, опасен».

Начальник полиции изобразил заискивающую улыбку и тихо спросил:

— Нет ли у вас места, где можно было бы поговорить спокойно?

— Только из уважения к… — уродец помедлил, — божественному Тиберию. И самой справедливости, выраженной в его божественности. — И, пропуская начальника полиции вперёд, пригласил — Прошу!

— Чем обязан? — уже деловитым и гораздо более заискивающим тоном спросил Князь, как только он с начальником полиции остался наедине.

Начальника полиции интересовало многое. Прежде всего — местонахождение пропавшего кинжала и имя господина тех, кто кинжал выкрал. Кроме того, начальника полиции интересовали связи, которые оказались в распоряжении прибывшего из Рима соглядатая. Были ли те, кто радовался прибытию соглядатая? Кто они поимённо? И наконец, необходимо было уточнить некоторые детали убийства римлянина без головы. Каким образом убитого удалось заманить в развалины?

— Насколько успешны дела? — так и не найдя с чего начать, наконец спросил начальник полиции.

Этой заминки уродцу было вполне достаточно, чтобы понять, что начальник полиции пришёл отнюдь никого не разыскивая, не мстить, да и не за золотом, интерес его был личным. А заминка — просто они, оба хозяева города, ещё не притёрлись…

Князь усмехнулся:

— Дай Бог каждому.

Оба рассмеялись.

— «Господь — свет мой и спасенье моё: кого мне бояться?» — смеясь, процитировал начальник полиции начало известного священного псалма Давида. — «Господь — крепость жизни моей: кого мне страшиться?»

Князь, также смеясь, ответил словами другого священного псалма:

— «Да веселится Израиль о Создателе своём; сыны Сиона да радуются о Царе своём!»

«Хром — как и я, — подумал начальник полиции. — Да и Гефест, помнится, тоже был хром. Женат был, соответственно, на этой проститутке — Афродите. Которая изменяла ему с Аресом. Везде и всегда одно и то же…»

— Я радуюсь, — сказал начальник полиции, — когда знаю, что наши процветают.

Начальник полиции внимательно наблюдал, как поведёт себя Князь. Если у него появился новый хозяин, то не удержится и выкажет презрительное небрежение.

Но нет, Князь продолжал посмеиваться, брезгливо кривя губы, — этот изгиб был, видимо, всегда ему присущ.

— Конкуренты на пятки не наступают? — решил до конца разобраться в положении дел в городе начальник полиции.

— Конкуренты? — удивился Князь. — Какие?

И — невольно подумал о тех стражниках, которые сейчас всё в притоне переворачивали вверх дном. Князь нисколько не сомневался, что все ими обнаруженные ценности исчезнут, за исключением разве что находящегося в этой комнате. Многое затем окажется в доме самого начальника полиции. Но что с этим можно поделать? Так было всегда: при отцах и дедах, так, видимо, будет и в веках.