Понты и волшебство

Мусаниф Сергей Сергеевич

— Особой разницы я не вижу. Если ты свалишься в глубину, то будешь так же мертв, как если бы ты упал с высоты.

— Для меня есть разница, — с достоинством сказал Кимли.

— Ты готов, сэр Геныч? — спросил сэр Реджи.

— Готов, — сказал я, хотя точно не знал, к чему именно.

— Тогда пошли наверх, — сказал сэр Реджи, ступая на первую ступеньку.

Ступени были разной высоты, наверное, потому что никто из строителей не удосужился найти для лестницы одинаковые по размеру камни. Нельзя сказать, что это сильно облегчало восхождение.

Когда я был молод, беден и не имел личного средства передвижения, мне доводилось ездить на электричках. Иногда я на электрички опаздывал, и тогда мне приходилось идти по шпалам. А шпалы положены таким образом, чтобы по ним нельзя было нормально идти. Ты то семенишь мелкими шажками, чтобы наступать на все шпалы подряд, либо прыгаешь, как ужаленный осой суслик, либо хромаешь, как Квазимодо, пытаясь перешагивать через бездушные и безразличные к твоей беде деревяшки. С лестницей у башни Корда была та же проблема, идти по ней, думая о чем-то другом, нежели о ступеньках, и не смотря себе под ноги, было невозможно.

Высота ступеней варьировалась от десяти до семидесяти сантиметров, постоянно сбивая темп и вызывая самые страшные проклятия сэра Реджи на головы неразумных архитекторов.

Трудно было оценить высоту башни издалека, еще труднее было сделать это у ее подножия, теперь же задача стала совсем нереальной. Есть такая красивая фраза, относящаяся к высотным строениям: они пронизывают своей верхушкой облака. Башня Корда не пронизывала своей верхушкой облака только по одной причине — в округе не наблюдалось ни одного облака, которое можно было бы пронизать. Через десять минут подъема Кимли превратился из гнома в бородатого муравья, развалившегося на траве, а затем очередной поворот спирали скрыл его из виду.

— Нам надо будет подняться на самый верх? — поинтересовался я у сэра Реджи, опережающего меня на две ступени.

— Не думаю, — сказал он. — Обычно дверь располагается где-то на половине высоты. Остальные этажи волшебники достраивают позже.

Ах да, вспомнил я, ведь башни растут до своих окончательных размеров не сразу, а постепенно, лишь со временем достигая своей максимальной высоты, и, даже если когда-то дверь, ведущая во внутренние покои волшебника, была на самом верху, с ростом башни она перемещается ниже. Точнее, верх удаляется от нее по мере продвижения строительных работ в соответствии с ростом ранга и амбиций волшебника.

На высоте около ста метров над уровнем земли нас ожидал сюрприз. Именно на этой высоте находилась небольшая терраса, врезанная в стену башни. Около пяти метров в ширину и семи в длину, терраса даже была обнесена невысоким каменным бордюром. Возможно, это было место для отдыха людей, решившихся о чем-то просить могущественного мага, место, где они могли еще раз задуматься, так ли необходимо предпринятое ими путешествие.

Подобных мыслителей здесь было человек пятнадцать, и с принятием решения они явно не спешили. Этот вывод я делаю потому, что они разбили на террасе настоящий лагерь. Стояла палатка, рядом с ней горел костер, над которым висел котелок с каким-то варевом, люди стояли, лежали или сидели вокруг, явно не выказывая никакого желания ни подняться на самый верх, ни спуститься на землю.

Все они были мужчинами, и все они были вооружены. На левом плече каждого я заметил повязку красного цвета с изображением какого-то геральдического зверя. При нашем появлении парни ощетинились мечами и кинжалами, трое направили на нас арбалеты.

— Кто вы такие? — спросил один из них, очевидно главарь.

Он сидел на парапете, беззаботно свесив ноги наружу. Наверное, таким образом он демонстрировал свое презрение к опасности.

— Мы идем к волшебнику, — сказал сэр Реджи.

Судя по тому, что меч из ножен он не вытащил, эти люди не были пособниками Темного Властелина и немедленная схватка с ними нам не грозила.

— Волшебник никого не принимает, — сказал главарь.

Именно главарь, а не командир, ибо это сборище больше напоминало шайку разбойников, нежели армейское соединение.

— Ты не похож на его секретаря, Туко, — сказал сэр Реджи.

Услышав свое имя, главарь развернулся к нам лицом и спрыгнул на террасу. Он был невысокого роста, с курчавой черной бородой и маленькими, хитрыми глазками.

— Я тебя знаю, путник? — спросил он.

— Я знаю тебя, Туко, — сказал сэр Реджи. — Что член гильдии кондотьеров делает в таком странном месте?

— То же, что и всегда, — сказал Туко. — Только то, за что платят звонкой монетой.

— За что же тебе платят на этот раз?

— За охрану прохода, — сказал Туко. — Никто не должен подняться наверх, и никто не должен спуститься оттуда.

— Странный контракт, — сказал сэр Реджи. — Кто мог предложить тебе столь странный контракт?

— Какое твое дело?

Туко прищурился и подошел к нам поближе. От сэра Реджи его отделяло около полутора метров и три ступеньки, которые Ястребу оставалось пройти до террасы.

— Твое лицо кажется мне знакомым.

— Наверное, потому что мы встречались когда-то, — сказал сэр Реджи.

— Этот голос… — задумчиво сказал Туко. — Это лицо…

— Лес, рассвет, — сказал сэр Реджи. — Запах крови и смерти, звон стали и крики умирающих, песня битвы…

— Я встречал много таких рассветов, путник.

— И войско герцога Кастелла, висящее у нас на хвосте.

— Вепрь! — воскликнул Туко.

Сэр Реджи насмешливо поклонился.

— К твоим услугам.

— Уберите оружие, братья, — велел Туко. — Сегодня оно нам не понадобится.

— Оно может понадобиться вам очень скоро, — сказал сэр Реджи, когда Туко провожал нас к костру.

Наемники убирали оружие и возвращались к своим обычным занятиям. Кто-то спал, кто-то играл в кости или в карты, кто-то полировал клинки.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Туко, вручая нам по чашке горячего напитка, по вкусу напоминающего самый отвратительный кофе из всех, что мне доводилось пробовать в своей жизни.

— Смутные времена, — сказал сэр Реджи.

— Смутные, — согласился Туко. — Представляешь, меня пытались привлечь на королевскую службу! Хотели, чтобы я присоединился к лорду Келвину и отправился на войну, а за это король своим указом отпустит мне все грехи!