Понты и волшебство
Шрифт:
Утолив голод и отведав вина, я почувствовал себя значительно лучше. Мне захотелось спать. Защитная реакций организма, не иначе. Пребывание без сознания не есть сон, а организму надо восстанавливать силы.
Вечером, после такого же сытного ужина я нашел в себе силы одеться и выйти посидеть на крыльцо. Первая же затяжка сигаретой вызвала головокружение, но ощущение это после длительного перерыва было приятным.
В кустах щебетали цикады, местная живность улеглась спать в сарае, до меня доносилось пение гуляющих селян и громкий девичий хохот.
Хозяева домика, в котором мы остановились на постой, старались избегать своих гостей, однако предлагали к нашим услугам все доступные удобства. Гном покачивался в кресле-качалке и задумчиво смотрел на незнакомые мне звезды.
— Гномы редко видят звезды, — сообщил он. — Наверное, поэтому искусство у нас не в особом почете. Среди эльфов и людей есть великие поэты, художники, музыканты, среди гномов есть только хорошие и посредственные, и даже тех очень мало.
— Вечер настраивает тебя на философский лад?
— Нет, просто размышляю вслух.
— Эльфы, какие они?
— Это зависит от того, какой ты, — сказал Кимли. — Все видят эльфов разными, и мало кто сходится во мнениях. Одни считают их мудрыми и прекрасными, другие заносчивыми и высокомерными, третьи — эгоистами и задирами. Им нет большого дела до судеб нашего мира. Их цивилизация переживает упадок, они вырождаются. Они ценят искусство и красоту… Когда-то они были великим народом, но это осталось в прошлом.
Во двор забежал мальчишка лет шести, сунул палец в рот и уставился на нас. Он был грязным, но вполне здоровым и хорошо упитанным в отличие от детей, виденных мною в Кертории. Не думаю, что деревня процветала в эти неспокойные времена, но и не бедствовала, это точно.
— А ты взаправду гном? — спросил мальчишка у Кимли.
Тот расхохотался.
— Нет, — сказал он, вытирая выступившие на глазах слезы. — Я великан из-за моря.
— А чего такой маленький? — спросил мальчишка.
— Болел в детстве, — сказал Кимли и зашелся в новом пароксизме смеха.
— Ты тоже великан? — спросил у меня мальчишка, принимая слова гнома за чистую монету.
— Нет, — сказал я. — Я человек.
— А чего такой большой?
— Я в детстве не болел.
— А почему твой друг все время смеется?
— Потому что так и не выздоровел, — сказал я.
— А-а-а… — Пацан понимающе кивнул. И добавил без всякого перехода, как это свойственно детям и гениям, за чьим полетом мысли не суждено уследить простым смертным: — Все наши тебя боятся.
— Почему? — спросил я.
— Потому что ты можешь попросить свою богиню и она сожрет нас всех живыми.
— Что за чушь? — спросил я.
— Так говорят, — сказал он.
— Кто говорит?
— Моя мама, и тетя Хильда, и тетя Лиза, и дядя Сэм, и дядюшка Бак…
— Глупости какие, — сказал я.
— Иван! — крикнул женский голос, в котором слышались материнское раздражение на непослушного сорванца и испуг за него. — Не докучай господину!
— Не буду, ма! — крикнул пацан, крутанулся на босой пятке и побежал к забору, за которым стояла молодая, симпатичная и крайне испуганная женщина.
Услышав свое имя, я вздрогнул, хотя и понимал, что обращаются не ко мне. Странная штука с этими именами, не находите?
Бывает, идешь по незнакомой улице незнакомого района или даже другого города, где ты никого не знаешь и тебя тоже никто не знает, и слышишь выкрик за спиной, называющий твое имя. И хотя ты полностью уверен, что именно тебя здесь никто не может позвать, и ты не знаешь голоса, называющего тебя по имени, ты все равно оборачиваешься и ищешь глазами того, кто тебя позвал.
— Ваня, стой, — сказал я, не соображая, что делаю. — Подойди ко мне.
Женщина вздрогнула, когда ребенок развернулся на полпути, но ни словом, ни жестом не попыталась его остановить.
Ваня подошел ко мне.
— Сколько тебе лет? — спросил я.
— Скоро будет шесть. Да, ма?! — крикнул он.
Женщина кивнула, хотя на лице ее явственно читалась мысль, что шесть ему уже никогда не будет. Я попрошу свою богиню сожрать его живым? Что за чушь? И почему они в это верят?
— Кем ты хочешь быть, когда вырастешь? — спросил я.
— Волшебником, — сказал он.
Правильно, а на Земле все мечтают стать космонавтами. Точнее, мечтали, когда ребенком был я сам. С тех пор приоритеты будущих профессий сместились в сторону брокеров, маклеров, дилеров и киллеров.
— Я буду защищать людей и истреблять чудовищ, как великий Морган. И я тебя не боюсь.
— Я тебя тоже, — сказал я. — И это нормально.
— Ага, — сказал он.
— Иди к маме, — сказал я, испытывая некоторую неловкость за свой душевный порыв.
— Хорошо, — сказал он и убежал.
Я внимательно следил за лицом женщины. Сначала на нем читалось неверие в то, что я отпустил ее сына, затем оно сменилось облегчением, а когда пацан схватился за подол маминой юбки, лицо выразило благодарность.
Рыцарство было легендой, красивым мифом, выдуманным писателями, поэтами и священниками. Людям нужен был идеал, и они получили рыцаря без страха и упрека, странствующего паладина, бескорыстного защитника слабых и угнетенных.
Почему я называю рыцарство мифом?
Начнем с того, что во все времена вооруженный до зубов человек, рыскающий по всему свету в поисках приключений, не имел права считаться нормальным. Рыцарство было уделом дворянского сословия, а дворянам никогда не было дела до проблем черни. Дворяне жили по своим правилам, которые сильно отличаются от норм нравственности и морали современного общества.
Рыцари могли быть богатыми и бедными, но они не могли быть бескорыстными, ибо странствия в качестве рыцаря занятие отнюдь не из дешевых. Скорее, это были вооруженные и закованные в броню разбойники, которые осаждали чужие замки, крали чужих жен, вводили право первой ночи на своей земле и облагали людей непомерными налогами, чтобы устраивать свои пиры и турниры.