Попаданцы в стране царя Петра
Шрифт:
Раненый, тот, кто получил стрелу в спину, умер, им оказался тот самый приблатненный, с кем у молодого офицера был конфликт. Еще пятерых рабочих, не защищенных доспехами, посекло или скорее поцарапало стрелами. Жил как сволочь, а погиб как герой, с невольным сожалением подумал Александр. А еще спустя час на правом берегу появился одинокий всадник с белым флагом в руке.
Глава 7
Прошло два дня. Ночью на долину обрушился короткий ливень, отчасти смывший и залечивший результаты бомбардировки и пожаров. Утреннее солнце успело высоко подняться над долиной реки, щедро осветив мокрый обгоревший лес, уязвленный черными проплешинами с выгоревшей травой и лежащими на ней сломанными, вырванными с корнем деревьями. За прошедшее время кочевники захоронили погибших, выжившие лучники эвакуировались с 'попаданческого' берега на противоположный. В свою очередь пришельцы из двадцать первого века заменили непригодные палатки
Утром 27 мая на вертолетную площадку плавно приземлился Ми-8. Рядом с ней, изрядно потея под уже с утра палящим солнцем и, придерживая рукой шляпу, главу города встречал Иван Иванович. Рядом, но немного позади стоял Александр. Начальник разреза привычно прикидывал все ли он сделал возможное для строительства, по всем прикидкам выходило что себя упрекнуть не в чем. Заодно по кулацкой своей сущности прикидывал что можно еще чего выпросить у высокого начальства для ускорения стройки. От усилившейся за последние сутки жары немного спасал, освежая и принося тень прохлады, ветерок с реки. Едва вращающиеся винты перестали сотрясать тушу вертолета, а густая пыльная пелена осела, из открывшейся двери упала лестница, первым на землю спустился Соловьев. За ним на вертолетную площадку спрыгнули заместители: вначале опасливо сошел полный, возрастом за пятьдесят человек в сером костюме - тройке. Никита Иванович отвечал в администрации за промышленность и планирование и всегда слыл воплощением благоразумия. За ним молодцевато спрыгнул на утоптанную землю бывший военком, а ныне заместитель по военным и внутренним делам, тут-же небрежно отряхнув рукой пыль с окрашенного в камуфляж полувоенного костюма. После них секретари, телохранители и прочая обслуга. Соловьев огляделся. Несколько часовых стояли на стенах, старательно делая вид что разглядывают противоположный берег, у ворот двое рабочих вылезли из-под капота Урала, мирно дымится полевая кухня, стоящая около нее женщина в белом халате, закрывшись рукой от солнца, рассматривает прибывших. Посреди лагеря в ряд стоят большие армейские палатки и несколько вахтовок. Подойдя к встречающим, мэр протянул руку, поздоровался с начальником разреза, затем со стоявшим чуть позади офицером. На Александра он, казалось, не обратил никакого внимания, лишь испытывающе глянул, но ничего не произнес и тут же переведя взгляд на Ивана Ивановича, потребовал:
– Показывайте, что тут у вас после нападения!
После того как все поздоровались, прибывших провели по лагерю. Впереди начальник разреза, как здешний хозяин, за ними Соловьев, замыкали процессию оба заместителя. Александр шел последний и это было хорошо, так никто не мог видеть эмоций на его лице. Вот он будущий тесть. И что ему делать, то ли броситься на шею с криком папа, то ли дать в морду. Так и не решив, как поступить, он молча шел позади. Мэр внимательно, но без комментариев осмотрел порядком поцарапанную технику и, старые палатки вместе с автомобильными тентами, все в множестве дырок, они годились лишь в переработку. Благо взамен палатки уже не только подвезли, но и установили. Постоял у двух могил, со свежими крестами в дальнем углу. На стене форта он долго и, со странным выражением лица разглядывал следы отгремевшего боя в лесу и на противоположном берегу реки. Одно дело читать отчеты о прогремевшем бое, совсем другое - увидеть своими глазами обгоревший лес, весь в черных проплешинах от разрывов авиабомб, почувствовать горький запах еще не до конца выветрившейся гари. Наконец он задумчиво покачал головой и, повернувшись к сопровождавшим стоявшим рядом, на помосте, произнес:
– Изрядно... Что с карьером?
– Там оставалось два бульдозера, завтра думаю заведем их, вот вахтовый вагончик, только в разборку, спалили ироды!
– эмоционально и с нескрываемой горечью в голосе произнес Иван Иванович. Порученное дело - построить разрез, он принимал близко к сердцу, словно личное и любые препятствия на пути к цели воспринимал крайне болезненно.
Соловьев понимающе кивнул и заметил:
– Ждите, завтра конвой, в котором будет и новая вахтовка...
Оглушительный рев среднеазиатских труб, возвещавших прибытие казахского хана хотя и ожидали, но он застал попаданцев во врасплох. Стоявший у стен форта в окружении свиты Соловьев, вздрогнул от неожиданности, но тут же расслабился, в его глазах на миг плеснулось недовольство и тут же исчезло. 'Да чтоб вас!
– тихо ругнулся он про себя и поднял к глазам бинокль. Тауке-хан прибыл на переговоры пышно. Из зарослей опушке леса начали спускаться вниз сверкающие на солнце сталью и железом девять всадников. В руках они держали белые, вьющиеся на ветру, бунчуки с неразличимой с расстояния картинкой. Оглушительно гремели трубы. За ними шли тридцать кочевников в нарядных халатах, шитых серебром и золотом. И лишь позади них на необычайной красоты гнедом скакуне с белой звездочкой на лбу и завязанными в узлы гривой и хвостом ехал одетый в атласную белую шубу на соболях сам хан. Позади него на таких-же конях с подвязанными хвостами и гривами ехали беки и султаны свиты. От избытка резвости кони грызли стальные удила, пританцовывая от нетерпения. Свита разоделась во все самое дорогое и сверкающее на солнце золотыми и серебряными узорами. Позади, не отставая ни на шаг от хана и его приближенных, ехала охрана, состоящая из верных батыров и телохранителей нукеров.
Начало переговоров прошло бесполезно, в представлениях участников и взаимных претензиях, лишь слегка замаскированных восточными славословиями, договорились лишь, что за пропуск орды обратно, в степи, хан заплатит по десять голов скота за каждого воина. Прошло два часа, Соловьев был уже готов плюнуть на все перспективы по заключению торгового договора и аренды мест месторождений, прервать переговоры и силой добиться своих целей, хотя насилие - плохой аргумент чтобы обеспечить верность данному слову. Стоит кочевникам откочевать подальше, где гарантия что они станут соблюдать силой вырванные обещания, когда, наконец, добрались до сути дела.
Хан слегка поджал губы и бросил взгляд на предводителя пришельцев из будущего, сидевшего на подушке на застеленном коврами полу. Несколько человек, одетых в непривычные взгляду одежды, сидели позади него. Не оглядываясь, хан махнул рукой, сидевший до этого неподвижно, подобно степному божку, каких бесчисленно разбросано по курганам бесконечной Великой Степи, визирь по имени Абулхаир, вытащил пергаментный свиток и расстелил на ковре между своим повелителем и начальником непонятных русских. Это оказалась карта. Соловьев и оба его заместителя нагнулись. Хан отчертил ногтем место, на краю:
– Эта река на день к северу издавна принадлежала племени табын, а вы самовольно построили здесь крепость.
Соловьев странно, - так пристально, что навернулись слезы, - взглянул в желтоватые, жесткие глаза повелителя казахов. Перекосился с усмешкой:
– В этой земле родился мой отец, я сам появился на свет в городе. Ты попробуй прогони нас! Было Ваше, теперь наше! Мы взяли землю по праву силы! Вы пришли с войной, убили наших людей, мы вас победили, и мы сильнее - если вам что-то не нравится, продолжим войну, ни один ваш воин назад в степи не вернется.
После перевода бурный гнев ударил в голову Тауке-хана, а глаза его стали красными от прилившей крови. В юрте повисла угрожающая тишина, лишь слышно, как вдалеке тарахтит движком электростанция. Рука хана невольно сползла к рукояти длинного, изукрашенного алыми рубинами, хорасанского кинжала, подвешенного к поясу, но так и не коснулась его, в последний момент он удержался от опрометчивого поступка.
Поспешное решение, да еще под влиянием гнева, первый враг повелителя. Мой род происходит от Чингиз-хана, потрясшего Вселенную, думал хан. В шестнадцать лет я собственными руками зарезал сына самого Жумадек-батыра. Почему я должен терпеть выходки проклятого уруса? И сам себе ответил на риторический вопрос. Потому что оттуда, где восходит солнце навис, проклятый Могулистан. Казахско-джунгарская война продолжается уже полвека, но аллах не дает никому решительного перевеса, в битвах побеждаем то мы, то враги, но они покорили уже множество городов, над которыми раньше властвовали мы. Народ казахов нуждается в помощи. Пришельцы могли стать хорошим и прочным намордником для зарящихся на казахские степи волков! Была еще одна причина, ее хан таил даже перед самим собой. Шайтан-урусы с летающих арб могли вновь обрушить на головы славных батыров грохочущую смерть, тогда мало кто из казахов вернется в родные степи. И самое главное, месть хунтайши джунгар Галдану, разбившего войско казахов и захватившего сына хана в плен.
Хунтайши - титул повелителя Джунгарии.
Проклятый урус никак не реагировал на гнев повелителя казахов и выглядел безучастным, лишь сидевший за его левым плечом лысый визирь, под чьим началом были ремесла, изменился в лице. Зато второй в одеждах того же цвета что и воины урусов лишь зло сверкнул глазами. Сила, а ее урусы красноречиво продемонстрировали, была на стороне пришельцев из будущего, а профессиональный телохранитель с пистолетом Глок-17 в плечевой кобуре придавали уверенности их предводителю перед лицом разъяренного хана. Соловьев многозначительно молчал, держа мхатовскую паузу, сделавшую бы честь настоящему актеру, внимательно наблюдая за покрасневшим от бешенства главой казахов. Лишь в глубине глаз его таилось понимание. Хан угрюмо молчал, воевать он не мог, слишком сильны оказались попаданцы, но и пойти на уступки просто так он не мог, это было бы потерей лица перед многочисленными беками и султанами. Сделав для себя соответствующие выводы, Соловьев слегка наклонил голову и произнес: