Попаданец на гражданской. Гепталогия
Шрифт:
Дружный, но не совсем искренний смех уставших и чумазых офицеров послужил ему ответом. Танкисты засмеялись натянуто, от усталости многие не смогли даже приподняться с постеленного прямо на пирсе брезента. Еще бы — утром подняли по тревоге и заставили грузить все обратно, почти до самого вечера, без передыха. Причем подгоняемые свирепым рыком обычно спокойного командира отряда подполковника Мироновича, никаких объяснений не дававшего. Но к шуткам и розыгрышам, как все знали, отношения никогда не имевшего. Так что пришлось танкистам снова превратиться в докеров,
— Да, господа, я полностью согласен с князем, сие есть удивительное дело, — командир танка «Генерал Скобелев», капитан Трембовельский закурил папиросу, с наслаждением затянулся и продолжил, лукаво поглядывая в сторону Фомина: — Если бы три дня назад наш любезный Семен Федотович не стал бы торопиться с выгрузкой танков, то сегодня мы бы уже плыли в Одессу, вдыхали свежий морской воздух и грелись на солнышке. Вот что с русскими офицерами дисциплинированный запад делает, теперь нас не спасет наше исконное отечественное разгильдяйство…
Вот тут-то и грянул гомерический, идущий от души хохот, да такой, что Фомин почувствовал себя не в своей тарелке. Он был таким же командиром танка, как и Трембовельский, а потому на подначки равных по должности и званию в танковых войсках внимания не обращают, а ищут адекватный и остроумный ответ.
От усталости голова, как говорится, «не варила», тело ломило от боли, и Семен Федотович промолчал, лежа на нагретом солнцем брезентовом чехле, и не было сил, чтобы закурить спасительную папиросу.
— Да, полноте, господа, зубоскалить над своим товарищем! Нет-нет, лежите, у вас есть еще целый час отдыха. Через двадцать минут вас покормят обедом. Пусть и с некоторым опозданием.
Фомин со стоном дернулся, стараясь встать согласно уставу, но отказался от этой попытки. Раз уж сам командир отряда приказал лежать и набираться сил, то стоит выполнять распоряжение.
Но разговоры мгновенно прекратились, словно по мановению волшебной палочки, и офицеры с немым вопросом уставились на молодого, 27-летнего, но достаточно опытного и знающего командира, в чем Фомин уже успел убедиться.
С таким можно идти в бой…
— Господа, я сам не знал, чем вызвана радиограмма из Генштаба о погрузке. Только сейчас все прояснилось. И у меня для вас есть две новости из разряда хороших, ибо плохих не бывает по определению… Бывают только хреновые и очень хреновые, — подполковник сам закурил, вытянув длинную «турчанку» из серебряного портсигара, усмехнулся, заметив, что в глазах подчиненных промелькнули веселые искорки.
Все тут были очень молоды, полны энергии, как этому возрасту и свойственно. И только Фомин в их глазах был «стариком», если судить по его 37 годам, согласно послужному формуляру. Если бы узнали его настоящий возраст, что на десять лет превышал данный, то, наверное, все искренне изумились, ибо он им в отцы годился.
— Вчера вечером румыны обстреляли корниловцев у Тирасполя. В ночь наши перешли в наступление. Бои идут тяжелые, но валахов выбили из Бендер, они начали отступать к Кишиневу.
Офицеры моментально уселись, внимательные
— А теперь вторая новость, господа! Все танки идут в Одессу, а, значит, дня через три или четыре мы пойдем в бой. Не все, конечно, у нас только шесть подготовленных экипажей, кто раньше служил на «Марках». А потому к утру все должно быть загружено, отоспитесь в плавании. У меня все, господа. А теперь отдыхайте!
Командир легко поднялся и быстро пошел к стоящему у въезда автомобилю. Фомин сразу подумал, что Павел Игнатьевич решил съездить к военному губернатору Новороссийска, чтобы у него узнать последние новости, а как окончится обед, то подполковник опять начнет руководить погрузкой.
— Чего-то наши морячки засуетились, как наскипидаренные, — поручик Бекич, инженер-механик «Генерала Скобелева», показал рукою на середину Цемесской бухты, где стоял длинный эсминец.
На нем действительно началась суматоха — забегали по палубе матросы, из труб повалил дым, на мачту быстро подняли какие-то разноцветные флажки. Вскоре от борта корабля отвалил катер, шустро устремившийся прямо к их причалу.
— К походу изготовились, вот и засуетились. В Одессу, наверное — флот румынские порты обстреливать будет, — вскользь бросил кто-то из танкистов, но дискуссии не вышло. Своих проблем было выше крыши, танки предстояло грузить до утра, а потому размышлять о чужих сложностях никто не желал, тем паче о моряках.
Однако катер пришвартовался рядом с транспортом, на причал вступил офицер в черном морском кителе и решительно направился к отдыхающим танкистам. Тем пришлось подняться, соблюдая вежливость и воинскую субординацию.
— Командир эскадренного миноносца «Беспокойный» капитан второго ранга Остолопов, — с ходу представился видавший виды моряк с жестким, словно просмоленным лицом, чисто выбритым подбородком и короткими, на английский манер подстриженными усами. — Господа, могу ли я увидеть капитана Ермакова?
Ялта
— Молодой, да ранний, — однако в голосе бывшего главнокомандующего ВСЮР не слышалось раздражения, как прежде.
— Все сделал руками монарха, милого Александра Павловича, да адмирала, а сам в тени остался. Политик, право слово, не зря о нем старик Келлер так отозвался.
Генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин погладил пальцами седую бородку, которая его старила на добрый десяток лет, хотя и до пятидесяти ему было еще далеко. А взгляд снова прикипел к расстеленной на столе карте Бессарабии, расцвеченной синими и красными кружками. Причем первых, служивших обозначениями русских войск, было гораздо меньше, чем вторых — румынских дивизий короля Фердинанда.
Отпуск, который чета Деникиных проводила в Греции, прервался неделю назад — в полученной от военного министра телеграмме приказывалось немедленно прибыть в Ялту.