Попаданец со шпагой
Шрифт:
Оказалось, что я ошибался: часам к шести на подмогу прибыли нежинские драгуны и елизаветградские гусары. То есть теперь кавалерийский резерв имелся, и, как я понял из разговоров Остермана с коллегами-генералами, ожидается еще пара конных полков.
– Ваше сиятельство, – обратился я к командующему корпусом, когда в его общении с подчиненными случилась пауза, – разрешите проведать своих пионеров, если я вам на данный момент не нужен?
– Разумеется, ступайте, полчаса у вас есть наверняка, – кивнул генерал. Молодой генерал. Ему ведь где-то около сорока, а уже командует корпусом,
Так и ничего удивительного: затяжные войны – прекрасный трамплин для армейской карьеры. Да и людьми большинство из высших военных того времени были неординарными, умели подбирать себе помощников не абы как. Знаете, кто был адъютантом Витгенштейна? Пестель. Личность, конечно, неоднозначная, но точно ЛИЧНОСТЬ. А у того же Остермана? Лажечников. Да-да, тот самый русский Дюма, автор «Ледяного дома» и «Последнего новика». По мне, так с «Тремя мушкетерами» или «Графом Монте-Кристо» упомянутые романы «рядом не валялись», но из российских исторических романистов века девятнадцатого вспоминаются только он и Данилевский. Тоже, кстати, не очень-то читабельный. Но уж имеем то, что имеем – остальные вообще в моей памяти ничем следа в данном жанре не оставили. А может, и не было их?
Ну да ладно, не о русской литературе мне сейчас думать…
По дороге прошел мимо… Как его назвать? Полевого лазарета? Перевязочного пункта? Медсанбата?
Ну, в общем, вы поняли… Жутковатое зрелище. Причем травмированы были не только зрение, но и слух: вопли оперируемых в те «пещерные времена» раненых и умирающих – это не самые приятные звуки для человеческого уха. Описывать то, что я видел, не хочется категорически. А вот обоняние мое было обласкано. Причем препротивным запахом. Но все относительно: «аромат» фенола в месте, где работала военно-полевая хирургия, – бальзам на душу.
Значит, не зря! Не зря я отказался от идеи синтезировать весьма стремную по тем временам пикриновую кислоту и данный продукт разгонки дегтя «завещал» полностью отправлять в распоряжение Бородкина.
А мои пионеры занимались в это время под командой поручика Булаха тем, чем и должны были – копали. Нет, не траншеи копали или рвы – могилы. Не бросать же павших в бою на прокорм птицам и зверью? (Извините за неуместную рифму.)
В те (эти?) времена, если сражение не заканчивалось в «клинче», своих и чужих убитых было принято хоронить.
Несколько десятков павших в первом эпизоде сражения уже лежали на краю одной из братских могил, и рядом, размахивая кадилом, читал заупокойную молитву священник.
Несколько десятков… Это ведь только пока. Пока не доставили все тела с поля боя, пока не добавились смертельно раненные, за жизнь которых еще борются лекари, пока не начался следующий этап сражения. Будут еще сотни, если не тысячи, так что еще копать моим пионерам и копать…
– Успеваете, Валентин Симонович? – подошел я к Булаху.
– Пока да, но ведь, как я понимаю, это еще не конец?
– Разумеется, нет. Французы попытались взять позицию сразу, но получили по морде. Теперь наверняка попробуют еще раз, поаккуратнее и большими силами. Так что все только начинается. Как тут у вас с водой?
– В порядке, Вадим Федорович, с утра фляги свежей наполнили, да и бочка имеется.
Ох уж мне эта бочка! Не подцепили бы солдаты заразу какую: жутко им не нравится, когда воду обеззараживают, все стараются избежать добавления «зелья» в питье – «ня вкусно!» им. Ведь этой деревенщине в уши не вдудишь даже основы учения доктора Бородкина «О причине поветрий и их предупреждении». И стараются они регулярно фляги наполнить до обработки воды. Вот хоть ты тресни!
И все равно уверен, что несколько тысяч русских жизней из лап дизентерии и прочей холеры я вырвал. А это уже пара лишних полков как минимум.
Но мне уже пора возвращаться. Быстро обошел работающих пионеров, поприветствовал, показал, что помню об их существовании, и отправился обратно на «холм управления».
Как выяснилось, за эти полчаса к месту сражения подтянулись еще и лейб-гусары. То есть для прикрытия отступления корпуса уже имелось четыре кавалерийских полка, и из них три гусарских, что очень даже здорово, поскольку они самые многочисленные.
Но снова загрохотали пушки французов и снова отправилась сбивать наших с позиций их пехота. На этот раз основной удар был направлен на наш левый фланг, на бригаду генерала Алексополя. По всему остальному полю сражения французы, разумеется, тоже наступали, чтобы не дать взять во фланг атакующих на главном направлении.
Егеря восемнадцатого полка уже привычно обработали огнем наступающего неприятеля с запредельных дистанций, селенгинцы встретили приближающихся французов двумя дружными залпами… И все. Врагов на этом направлении было слишком много. Дальше пошла рукопашная, в которой наши не выдержали натиска врага, подались назад и побежали…
Во времена оные солдатам специально шились мундиры самых что ни на есть «попугайских» цветов (насколько могли позволить имеющиеся текстильные красители). И все для того, чтобы полководцам было легче следить за полем боя и наблюдать нахождение как своих подопечных, так и противника.
И вот сейчас было видно, как синяя и красная массы неукротимо давят зеленую, как та подается назад и вражеская лавина охватывает фланг позиции…
Остерман немедленно стал сыпать распоряжениями кавалеристам, чтобы те хоть и силами всех четырех полков ликвидировали этот прорыв…
– Смотрите! – вытянул руку генерал Чоголков. – Отбросили! Вы что-нибудь понимаете, господа?
И действительно, зеленые мундиры вдруг рванулись в обратном направлении, причем не просто отталкивая сине-красный строй, а просто «съедая» его.
Остерман немедленно отправил адъютанта выяснить причину такого резкого изменения хода боя, строго-настрого указав узнать фамилию героя, переломившего столь нерадостное течение событий.
Истину мы узнали только к вечеру, когда бой уже догорел.