«Попаданец» специального назначения. Наш человек в НКВД
Шрифт:
По окончании фильма в зале начало твориться светопреставление! Все обнимались, целовались, кричали ура! Я и сам не удержался, орал как оглашенный! А потом заметил, что Ленок и командир поцелуй-то подзатянули! Наконец, когда все немного успокоились, Мартынов собрал нас в штабе, в своем кабинете.
– Все, ребятки! Порадовались, повеселились, а теперь переходим к главному… – А меня опять накрыло.
К этому главному мы готовились полтора месяца, за которые я искренне зауважал преподавательский труд. Причем неважно, детей учат или взрослых. Это какие нервы должен иметь человек, чтобы по сто раз спокойно объяснять одно и то же?! Я уже на третий готов был наших «мальчиков и девочек» загрызть! И если бы не Николай и командир, я бы, наверное, свихнулся. Особенно от красавиц наших. Язвы, блин! Но Бог есть! Закончились мои инструкторские мучения!
– Андрей! Ау!
Я вздрогнул и встретился взглядом с Мартыновым.
– Ты в порядке? А то…
– Нет, нет, Александр Николаевич! Просто обрадовался.
– А-а-а. А то я уж подумал… Итак, товарищи офицеры, слушайте боевой приказ. Завтра, в 14 часов местного времени, группа особого назначения
Смотря, как беленая кирпичная стена исчезает, и на ее месте появляется большой проем, из которого хлынул поток ледяного воздуха с колючими мелкими снежинками, я не смог скрыть появившуюся дрожь. Еще немного, и мы окажемся на моей первой Родине. Как там все будет? Получится ли у нас? Должно. Но…
Несильный толчок в плечо выдернул меня в реальный мир. Кузнецов, с понимающей улыбкой, полуобнял меня за плечо.
– Мандраж, Андрей? Ничего! Все нормально будет! Пора…
Через минуту мы всей толпой стояли, утопая по колено в снегу, на дорожке в верхней части старого Злобинского кладбища, прикрытой от людей и дороги покрытыми инеем деревьями. Вдруг мне показалось, что назад мы вернуться уже не сможем. Покрывшись холодным потом, я резко обернулся и успел увидеть, как медленно уменьшается в размерах проход в лабораторию и Мартынова, вскинувшего руку в рот-фронтовском приветствии. Почему-то именно это меня успокоило и привело в чувство. Вздохнув полной грудью, я невольно поморщился. Какой же, оказывается, вонючий здесь воздух! С нашим не сравнишь! Поймав себя на этой мысли, я широко улыбнулся, поправил норковую формовку и осмотрел наш отряд. Похоже на то, что воздух этого Красноярска не понравился ребятам. Уж очень характерно сморщились у всех носы, а Табачников даже тихонько пробурчал что-то о том, что на фронте и то свежее воздух. Но все перебивало выражение любопытства и азарта, особенно на мордашках девчонок, выглядывающих из капюшонов шубок. Еще через мгновение все окончательно пришли в себя и Николай негромко произнес:
– Поздравляю с началом настоящей работы, товарищи! А теперь, вперед…
Интерлюдия.Лондон, Бродвей-стрит, 54, октябрь 1944 г.
– Майлз. Надеюсь, вы осознаете всю важность этой информации? – Мензис постучал указательным пальцем по папке с бумагами, лежащей перед ним на столе. В его исполнении и полумраке, царящем в кабинете с плотно задернутыми шторами светомаскировки, этот простой жест выглядел довольно зловещим.
– Понимаю, сэр, – Майлз прямо встретил раздраженный взгляд шефа, – и убежден в достоверности полученных данных.
– На чем основано ваше убеждение, мой мальчик? – Майлз понял, что сэр Мензис ему уже поверил, как и в предоставленные данные, но хочет услышать, на основании чего он так убежден в своей правоте.
– Сэр. Позвольте я начну с самого начала. После того, как мы – наконец! – получили хоть какую-то информацию по объекту русских в Свердловске, я направил часть выделенных мне людей на работу с русскими железнодорожниками. Как выяснилось, этот их наркомат, особенно после чисток, устроенных Сталинским псом Мехлисом, стал еще более закрытым. Но в то же время, как это ни парадоксально, эти чистки нам и помогли, сэр! Дело в том, что произошло значительное перемещение людей с должности на должность и люди, которые были готовы пойти на контакт с нами, оказались на должностях, на которых они получили доступ к интересующей нас информации. Конечно, далеко не всей, но весьма значительной. За последнюю неделю мы получили больше информации о Свердловском объекте. Чем за предыдущий год, сэр. Нами получен список грузов восемнадцати железнодорожных составов, адресованных в интересующее нас место. В основном это электрооборудование и вспомогательные материалы, часть из которых напрямую поставлены нашими заокеанскими друзьями по ленд-лизу. Но что еще более важно для нас, мы получили информацию и от нашей московской агентуры, она и оказалась ключом ко всему. А когда пришла информация из САСШ, все стало предельно ясно.
– Хорошо, Майлз. Очень похоже на то, что вы правы. Очень похоже! Но лучше бы вы ошибались, Майлз! Это было бы лучше не только для Британии, но и для всего цивилизованного мира! – помолчав мгновение, сэр Мензис слегка хлопнул ладонью по столу. – Хорошо, Майлз. Сделаем так. Максимально активизируйте работу ваших людей в этом направлении, в том числе и на территории САСШ. Помимо этого направьте человека из вашей группы для работы совместно с американскими друзьями, возможно, они смогут найти хоть какие-то концы в Нью-Йорке. При получении любой важной информации немедленно ставьте меня в известность, вне зависимости от времени суток. Телефоны, по которым меня можно отыскать, у вас уже есть. И еще. Для работы у большевиков я выделю вам еще людей. Если будет нужно. Выделим всех, кто имел хоть какое-то отношение к этим дикарям. На этом все, Майлз. Можете идти.
Посмотрев на закрывшуюся за молодым, но весьма перспективным разведчиком дверь, сэр Мензис тяжело вздохнул и посмотрел на свои ладони и поморщился. Похоже, сдаем генерал, пальцы-то подрагивают. Хорошо этот мальчишка не заметил, нельзя терять лицо перед подчиненными. Нельзя! Мензис снова вздохнул и
Эпилог
Мир менялся. Каждую минуту, каждую секунду. Менялись люди, менялась история. Миллионы людей с невиданным ранее ожесточением изо всех сил старались уничтожить друг друга: они вешали, жгли и резали, стреляли и взрывали, давили друг друга танками и топили в море. И всего несколько человек на всей Земле знали, что есть другой мир, в котором эта война уже была и принесла намного большие жертвы, чем идущая здесь и сейчас. Но многие, даже знай они об этом, не согласились бы с ними. Не согласными бы оказались тысячи чеченцев и ингушей, со стонами и зубовным скрежетом пытающиеся бороться с морозами на побережье Баренцева моря, куда их вывезли с родных гор, наказывая за тотальное предательство. Не согласились бы остатки крымских татар, как и горцы сменившие благословенный юг на ледяную красоту Колымского края. Не согласились бы и десятки тысяч прибалтов, осваивающие север Якутии. Многие бы не согласились. А самыми несогласными были бы поляки. Не потому, что страдали больше всех. А так, просто по привычке. А вот немцам было бы все равно. Преданные своими бывшими союзниками, они уже давно понимали, что проиграли войну. Но чем ближе было их поражение, чем дальше на территорию Германии входила Советская Армия, тем яростнее они бились, тем чаще немецкие солдаты и мальчишки из фольксштурма бросались с минами в руках под советские танки, самолеты, с оскалившимися в последней улыбке летчиками, шли на таран, пытаясь уже не победить, а забрать с собой хотя бы еще одного врага. Вспомнившие о своих шкурах бывшие союзники Гитлера, изо всех сил пытались доказать антигитлеровской коалиции, что они белые и пушистые. Получалось не очень, но они старались. Болгары, надеясь на то, что «братушки» опять помогут, попытались разоружить немецкие части, расположенные в стране. Результатом стал полный разгром Болгарской армии и почти полное разрушение Софии. Советские «братушки» не торопились помогать народу, который, радуясь освобождению от турецкого владычества русскими солдатами и называя их «братьями», меньше чем через тридцать лет стрелял в них в мясорубке Первой мировой, а потом и во Второй. Черняховский, возглавлявший советские войска на этом направлении, дождался, пока немцы почти покончат с «братьями-славянами», а потом раскатал танками и авиацией всех, не особенно разбираясь, немцы или болгары перед ними. Почти так же поступил и Баграмян, бравший Варшаву. Дождавшись, пока немцы всерьез возьмутся за поляков, поднявших восстание, и так же разнес всех, не разбирая правых и виноватых. Хотя правых именно там и не было. Румыны отделались сравнительно легко – потеряли всю армию, лишились разбомбленных в хлам нефтепромыслов и стертыми с лица земли немногочисленными заводами и спешно формировали «добровольческие строительные части», чтобы начать восстанавливать разрушенное ими и немцами на территории СССР. А по большому счету, дальнейшая судьба Румынии, как хотя бы относительно самостоятельного государства, никого особенно не волновала, даже англичан, наконец-то начавших бить немцев в Северной Африке и высадившихся – наконец! – во Франции вместе с американцами, которые уверенно вели войну с Японией к своей победе. Сербы, с помощью советских десантников и вступивших на территорию Югославии советских войск, с удовольствием и наслаждением гоняли немцев и хорватских усташей по горам, заодно время от времени напоминая болгарам и итальянцам, как плохо быть карателями. Ведь за это и ответ потребовать могут! Итальянцы же были в шоке. Одни помогали англо-американским войскам бить немцев, другие, вместе с немцами, пытались бить англичан, а третьи, которых было больше всего, сидели и ждали, чем все это закончится. Британские и американские спецслужбы сбивались с ног, пытаясь выяснить, что именно делают русские, какие бумаги они смогли получить от умиравшего Теслы, и покрывались холодным потом от словосочетания «Тунгусский метеорит». Уж очень они не хотели, чтобы такой «метеорит» рухнул на Лондон или Вашингтон. И самым проклинаемым именем после Гитлера и Хирохито, в среде руководителей британской и американской разведок, стала фамилия умершего год назад серба Николы Тесла. Они были уверены, что незадолго до смерти он передал Сталину свои самые важные бумаги, и до холодного пота боялись повторения «Тунгусского феномена», только уже на территории их стран. И очень мало людей знало о том, что восемь человек шагнули в другой мир, чтобы изменить этот еще сильнее. И поменять тот.