Попаданец - учитель Сталина
Шрифт:
– Это же "Калипсо"! Единственный русский корвет!
– возмутился генерал Остен-Сакен.
– Упс... Ошибочка вышла. Извиняйте, господа хорошие.
– Опять "коллективный разум"?
– догадался Карманов.
– Конечно! Решили повоевать за Россию-матушку с проклятыми британскими империалистами!
Он не стал выяснять, кто из вселившихся в тела подводников Дядя Боря, Старый Феодалист и женщина с фрейдистскими комплексами, предпочитающая мужское обличие.
– Ваше высокопревосходительство! Переметнувшихся на сторону врага
– Конечно, господин барон. Подполковник, взять под стражу... этих. Поутру расстреляем.
– Осмелюсь обратиться, ваше высокопревосходительство.
– Что ещё, барон!
– Смерть - слишком лёгкое наказание. Можно пожизненное заключение?
– Вы меня удивляете. Я, в конце концов, не трибунал. Однако... Пусть будет по-вашему. Отогнавшему врага от Одессы не могу отказать в пустяке. В одиночки их и ключ выбросить!
– Мы на десятилетия застряли в этих телах!
– взвыл подводник, характерно по-бабьи заламывая руки.
К тому я и стремился, злорадно подумал Карманов.
Четыре подлодки погибли под Севастополем, утопив пару кораблей союзников. Напуганные подлым оружием, тайно разящим из-под воды, французы с турецкими и британскими подельниками убрались восвояси. На следующий год Российская Империя подписала столь же унизительный мир, как в привычной Шуре и Маше истории, потому что не вынесла морской блокады и слишком пострадала от остановки торговли со многими странами. Зато потери русских в Крыму, а также нападавшей стороны, получились значительно меньше. Одно плохо - в дальнейших странствиях попаданцы больше и не мечтали встретить столь надёжного и адекватного товарища, как супергерой из Симферопольского военкомата.
Глава тринадцатая. Кровавый снег декабря.
В следующем воплощении Шурка Карманов ощутил скрипучий снег под ногами, увидел "Парабеллум" в вытянутой руке и моложавого господина на мушке. Имея некоторый опыт, попаданец знал, что при очередном провале в прошлое надобно действовать по обстановке, а потом выяснять, что к чему. Обстановка подталкивала нажать на спуск.
Одиночный и совсем негромкий хлопок немецкого пистолета, не вязавшегося с окружающим миром, затерялся среди других, куда более шумных выстрелов.
– Николая убили! Самозванца казнили!
– раздалось вокруг множество голосов.
Шура опустил ствол. Подстреленный им господин рухнул в снег, к нему кинулись люди в генеральских шинелях, а мимо Карманова хлынула натуральная лавина из офицеров, за которыми понеслись солдаты с ружьями наперевес. Естественно, с примкнутыми штыками.
– Вперё-ёд! За Россию-матушку!
Очевидно, страшные антирусские злыдни скопились впереди, так как именно в их тела впились солдатские штыки.
– Шура?
Интонация в голосе молодого поручика незнакомой наружности показалось гитлеровой.
– Как ты меня узнала?
– По "Парабеллуму" и дурацкому поступку. Улепётываем!
– Маш, а Маш, это что - Сенатская площадь?
– Карманов получил пенсионное тело и тяжело дышал на морозе, а через сотню метров сменил галоп на шаг.
– Да. А убиенный тобой - император Николай I. 14 декабря 1825 года, мон шер.
– Стало быть, декабристы победят. Ну и заваруха начинается! А нам снова приспосабливаться к новой эпохе.
– Чёрт с ними, декабристами. Я - снова мужик!
– отчаянно запричитала Гитлер.
– Вдруг обойдётся? Ну, например ты дама, переодетая в юношу ради революционной конспирации.
– Не-а. У меня там... чешется. Ну, где всегда чесалось, когда я в мужском теле. Пичалька!
Выяснение, на какие паспорта зарегистрированы их нынешние туловища, как всегда заняло некоторое количество времени. Шурка воплотился в отставного подполковника барона Штейнгеля Владимира Иогановича сорока двух лет, пухлощёкого очкастого господина, а его напарница в гвардейского поручика Сутгофа, Александра Николаевича двадцати четырёх лет, высокого, худого и очень усатого офицера.
– Маша, драпать надо, покуда здесь заваруха. Я как домой "к себе" вернулся, меня чуть лакей не спалил. Странный вы сегодня, барин, говорит. И смотрит подозрительно, словно углядел неладное.
– Твои напасти - мелочь. Задумайся, могу ли я в казарму идти, где каждый офицер и унтер Сутгофа знает. А если растаю от мужских прелестей и руки распущу? Так что уезжать надобно сейчас же. Но куда? Может, в игры какие играл, книжку про декабристов помнишь. Я только что про Пестеля узнала.
– Правильно! Он в Малороссии должен быть, там Южное Общество и бунт Черниговского полка. А если он навстречу поедет?
– Шура, опомнись. Мы в 1825 году, телеграфа нету. Сиречь некому вперёд нас его освободить. Ты же автор, как его... Во - "Манифеста к русскому народу". И "Приказа войскам". Быстро сочини мандат от революционного декабристского правительства, а сами борзо рвём на юг. Цигель-цигель-айлюлю, шевелись, ваше баронство.
По пути, зябко кутаясь в меховые полости повозки, ругаясь на каждой станции по поводу смены лошадей, мол - документы неуставного для Империи образца, Карманов и Маша судорожно вспоминали что могли об этой эпохе, молясь, чтобы вездесущие попаданцы не нарушили ход вещей.
– Точно помню, что Пестеля арестовали по дороге в Тульчин и там содержали. Возможно, приказ на его арест последовал с провалом бунта, и он на свободе. Или его заранее повязали - хоть режь не могу восстановить в памяти.
– Мне иное сказали, - морщила лоб Гитлер, а длинные тараканьи усы гврадейца смешно шевелились.
– Он сочинил "Русскую правду" по-немецки, тяжко перевёл на русский язык, ему мало знакомый. Мне кажется, он предложил заместо империи республику, как две капли воды похожую на Третий Рейх. Понеже в сорок втором я обреталась в теле великого фюрера. Стало быть, порадеем за Русский Рейх!