Попаданец в себя, 1965 год
Шрифт:
– Папа, нравится?
– Да-с, ммм, – дорогая вещица видать. И сколько потянула?
– Говорят лично для царицы Екатерины Второй была сделан, иак что две тысячи – считай даром.
– Ну ж, три моих зарплаты почти. А у меня зарплата высокая, я как профессор получаю.
Я бахнул зубровки и наколол на вилку жирный селедочный кусок. Похоже настоящая астраханская, в мое время этого сорта уже не осталось.
– Леонид Ильич, простите, неужели настоящий залом с Астрахани?
– Она, – отвлекся генсек, – черноспинка, чудо как хороша. Её мне первый Волжского горкома присылает,
– С Иркутска.
– А, знаю. Там у вас первый Щетинин, крепкий руководитель, давно сидит.
Я выпил вторую рюмку, торжественно чокнувшись с Брежневым. Чуток захорошело. Парадоксально, но даже в мечтах не ожидал такого теплого приема. Видно еще не избаловался генсек «любовью» простого народа. Поэтому я переключился на анекдоты, которые в этом времени пользовались бешеным успехом.
Сын спрашивает у мамы:
– Мам, а правда, что я родился ночью?
– Да.
– Надеюсь, я тебя не разбудил?
День только начался, а я уже получил коленом в пах, два раза мне наступили на лицо, вырвали небольшой клок волос, укусили за ухо, отжали смартфон и макароны. А ведь этой женщине пока только еще 1,5 года. Сколько еще боли впереди.
Жена ругается с мужем:
– Я кручусь, как дура в колесе!
Муж:
– Не дура, а белка!
– У белки шуба есть, а я – дура!
– Мальчик, тебя как зовут?
– Как и папу.
– А папу как зовут?
– Как и меня.
– Ну, а обоих то как вас зовут?!?!?!
– Одинаково…
– Охохушечки, – выдохнул Леонид Ильич, – разведчик растет. Ну потешил, сибиряк. Пойдем в кабинет, я тебя хорошим табачком угощу. Куришь?
– Иногда.
– Ну пойдем, я сам папиросы набиваю, а табак мне с Кавказа привозят. Любит меня народ, любит!
Глава 26. Москва, кабинет Брежнева
Кабинет был невелик, но прочен и надежен. В книжных шкафах под стеклом труды Ленина, Маркса, Плеханова (удивительно). На отдельном столике вертушка и два обычных телефона.
Вот позвонит этот хлебосольный. не слишком интеллектуальный, но хитрый и упорный человек по вертушке и соседние страны погибнут я атомном огне. Удивительно.
– Ну что стал, проходи, садись. Мы еще и моей зубровки по особому рецепту выпьем, мне ее в «Завидово» варят.
Я и сам умом не блещу, но зато какой жизненный опыт. Плюс знание будущего. Пусть фрагментарное, но знание.
– А вот и зубровочка, охотничья настойка, ядреная. Ты сам то как к охоте относишься?
– Я же из Сибири. У нас на десятилетие первое ружье пацанам дарят. Кругом тайга. Осенью белку бьем, соболя. Зимой загоны на косулю устраиваем. Иногда и мишку с берлоги поднимаем, ранней зимой, пока жирок еще есть. Сохатый, птица разная. В устье Байкала наугад стреляй – пару уток или гуся скинешь…
– Эттто хоррошо, надо как-нибудь к вам съездить, поохотиться. Примешь?
– Мой дом – ваш дом, Леонид Ильич! Квартира большая, папа ее, как врач, получил, целых четыре комнаты. Только вам служба безопасности не разрешит у меня остановится.
– Это ты верно думаешь, не разрешит. А теперь скажи-ка, милое, какого рожна ты сюда приперся и басни сочиняешь? Никто из Иркутского Союза журналистов тебя с подарком не делегировал к моей дочке! А купил ты брошь эту в комиссионке за две тысячи рублей собственных. Деньги твои, тут вопросов нет, страховку получил за кораблекрушение и от папы осталось. Но зачем ты сюда, ко мне вперся!?
Мгновенно размышляю. Брежневу сейчас шестидесяти нет, я на двадцать лет прошлой жизни старше, да еше на двадцать нынешней. И хоть он повоевал, занимал высокие должности, да и сейчас высоко сидит, я все же опытней.
Слегка замявшись, говорю:
– Вот если бы я приехал в колхоз, то зашел бы к председателю, к парторгу зашел, просто выразить уважение. С бутылочкой бы зашел. А в Москве вы самый главный мой и народа начальник. Может я наглый, но через Галину, через дочку хотел вам уважение выказать. И ничего просить я у вас не собирался, но ежели мне в столице жить, возможно журналистом работать, то по сибирскому обычаю уважение главному человеку тут выказать просто необходимо. Ну а дешевым подарком вашу дочь обижать не хотел, гордость сибирская, извините.
– Ги-гм, – сказал Брежнев. – Хотел тебя из Москвы выдворить уже сегодня, теперь приторможу чуток. Тем более, что у тебя и номер на несколько дней оплачен. Да и кто меня на охоту в вашем Иркутске сводит, если не ты… Кхе-хи-ха. Ладно, слушай сюда, крученый, и фамилия такая: «Круть-верть». С дочкой шашни крутить запрещаю! Из Москвы не выгоняю, но следить за тобой мои люди будут! А теперь иди, если действительно просьб нету-те. Или уж говори, я сегодня добрый.
– Просьб нет, Леонид Ильич. Вон как лихо вы меня раскусили. Просьб нет, кроме одной, махонькой – а как же зубровку вашу попробовать, очень хочется…
Брежнев рассмеялся и разлил в граненные стаканчики.
– Наглец, ну наглец. Будешь теперь хвастаться, что с самим генеральным секретарем водку пил.
– Если вы разрешите – похвастаю. Если запретите – рот на замок.
Глава 27. Москва, запой
Брежнев проводил гостя и вернулся к семье.
– Ну и наглец, – сказал он в ответ на вопросительную рожицу дочки, – наглец, каких поискать. А так парень неплохой, молодой только. И есть в нем стержень. Сибиряки – они со стержнем. В войн сибиряки на самых горячих точках воевали. Да и Москву отчасти их силами отстояли.
– А кто он вообще-то, – спросила Галина, – что такие подарки из своего кармана делает.
– Образованный, из профессорской семьи, деньги в основном за кораблекрушение получил, как страховку по несчастному случаю. Несколько языков знает, член Союза журналистов. Пришел в «Известия» себя показать, а там здание обрушилось. Все ветшает, только сталинки стоят, как стояли! Страхом надо производство держать, а не как нынче! Этот либерализм нас погубит.
– Так ты ему помоги, папа.
– За брошь надо бы, – поддержала супруга.