Попаданец в себя, 1965 год
Шрифт:
На глубине от 335 до 520 метров пласты богаты целебной «Московской минеральной». По своему составу она близка к «Боржоми» и «Ессентукам». Одну из скважин пробурили в Останкине, на территории завода фруктовых вод. Там добывают минеральную воду и наполняют ею бутылки со знакомой многим этикеткой. Но и это еще не море. С его поверхностью бурильщики встречаются на глубине 815 метров.
Солей еще больше на глубине 1070–1340 метров. Оттуда поднимают крутой рассол с 262 граммами солей в литре. Скважины для добычи древней морской воды пробурены рабочими треста Промбурвод Министерства монтажных и специальных строительных работ СССР. Одна из скважин – на Московском мясокомбинате, что на улице Талалихина. Раньше всю соль, необходимую для этого предприятия (на соли работают и холодильные установки), привозили из Соликамска. Теперь в этом нет нужды» [3] .
3
источник Дмитрий Литвин.
Я представил себе, себе, что дом, в котором живут люди, от подземной морской бездны отделяет слой земли толщиной всего лишь в 500–700 метров! И ужас в том (об этом писать нельзя, пометил в уме автоматом) в том, что при интенсивной застройке Москвы более 5000 речек и ручьев были пущены в подземные коллекторы. Подземные коллекторы давно обветшали, и эти тысячи подземных речек размыли огромные и многочисленные пустоты в глубинных слоях грунта под Москвой.
А мой подземный Сусанин добавил:
– Подземные реки, при всей своей кажущейся безобидности является одной из опаснейших категорий спелеостологических объектов и решительно не рекомендуются для посещения. Посещение подземных рек связано с опасностями, которые вам сложно будет проконтролировать, например – скопления газов под землёй или коллекторная волна. Для вас, как журналиста «Известий» сделали исключение, но сами никогда не лазайте в водостоки.
Не хотел бы и сам, но придется… – подумал я, выбираясь после экскурсии. Что ж, погоды стоят сухие, шибко не испачкались и не промокли. Благо, в машине оказалась кабинка с бачком воды, труженики водоканала всегда обмываются после посещения подземелий, санитарные нормы на производстве строгие. Что ж, поблагодарил, записал фамилии и должности, свалил в коммуналку – писать третий материал. «Море под площадью», такой заголовок кинем в черновом варианте.
Глава 9. Москва, ночь, под площадью Пушкина
Как тать в ночи пробираюсь к люку. Днем был в магазине: «Охота и рыболовство», покупал болотные сапоги. С ностальгией рассматривал составные спиннинги из нескольких бамбуковых (!) палок. Нескоро появятся тут углеродные телескопические, которыми хоть акулу тягай, хоть стокилограммового тунца. Ружья тоже привлекли внимание, их продавали просто по охотничьему билету – никакой волокиты. Хорошее время, однако. А в Москве и не бедное, все необходимое лично мне есть в открытой продаже. Из еды – Елисеевский, из промтоваров – ГУМ. А в ГУМЕ есть потайная дверца для избранных. Еще не ходил, но уверен – члена союза журналистов из Сибири пустят.
Люк сдвинул Спускаюсь по лестнице. Как же неудобно в этих болотниках лазить по лестницам. Фонарик китайский с двумя круглыми батарейками, купил у барыги – не все в ГУМе есть. Вот и железная заплата.
– Что тебе надо, старче?
– Забери это, жжется, мочи нет терпеть!
– Что «это»?
– Ты уже забирал. Там, у моря.
– Шарик чужой. Ну уж нет, я тогда из-за него месяц в психушке провалялся!
– Забери и выбрось. Успеешь, если быстро. Измучил он меня.
= Не, не хочу рисковать.
– Забери, золото хочешь?
– Нет, есть у меня золото.
– Силу хочешь?
– Сила – понятие абстрактное. Я после слияния сознаний и так стал вдвое сильней физически, да и здоровье улучшилось. Что ты имеешь ввиду?
– Я не знаю, что есть абстракое, я тебе дам дух силы.
– Что это, что за Сила?
– Когда вздохнешь, то вспомнишь все, что забыл. И всегда помнить будешь. Такая вот Сила.
– Память абсолютная, что ли?
– Я не знаю, что это асолютая. Берешь?
– Ну ладно, давай…
Склизкое железо изогнулось от чудовищной энергии, в руку мне упал знакомый теплый, покалывающий кожу шарик. А в голове будто пузырики от шампанского забурлили, вымывая со дна памяти отрывки и обрывки мимоходных знаний, инфы, накопленной за восемьдесят лет в прошлой жизни и за почти двадцать пять – в нынешней.
– Барзо дзякую, путник, – донесся до меня слабеющий голос мертвого духа. А я уже бежал по тоннелю, хлюпая болотниками, лез по железной лестнице, наскоро присобачивал тяжеленный люк. И бежал дальше, ощущая обволакивающую прелесть шарика иной цивилизации, его гипнотическую желанность.
И уже на Страстном бульваре у какого-то старинного дома [4] с усилием, заставившем трещать мышцы, разжал ладонь, выпустив Шарик. Он канул в асфальт и сквозь него. Тотчас дом на моих глазах начал съеживаться, вминаться сам в себя. Замедленно, как в кошмарном сне, дом осыпался прахом, а я опять потерял сознание.
В 1963 году американский физик А. Кормак повторно (но отличным от Радона способом) решил задачу томографического восстановления, а в 1969 году английский инженер-физик Г. Хаунсфилд из фирмы EMI Ltd. сконструировал «ЭМИ-сканер» (EMI-scanner) – первый компьютерный рентгеновский томограф, чьи клинические испытания прошли в 1972 году. В 1979 году Кормак и Хаунсфилд «за разработку компьютерной томографии» были удостоены Нобелевской премии по физиологии и медицине.
4
Дом № 2 – изначально доходный дом, с 1956 по 2003 здесь размещалась редакция «Московских новостей».
Глава 10. Москва газета Известия и новая квартира
Забавно, никогда не знал, что в Москве были двухэтажные троллейбусы.
…Радостный шел я в редакцию. Уверенный, что хоть два из трех материалов понравятся придирчевому заву отдела писем. И в самом деле, не плохо вышло: «Подземная зарисовка» – про море под Москвой; «Аптекам повезло» – про древнюю историю аптек Москвы и про их новое, комсомольское население; «Мойдодыр для Пушкина» – про то, как моют памятники в столице.
Проехавший мимо двухэтажный троллейбус (!), вынудил открыть рот и остановится.
Все знают про знаменитые двухэтажные автобусы в Лондоне, один из главных символов Англии. Но знал ли кто, что в Москве когда-то тоже был двухэтажный общественный транспорт? Я – нет.
Нет, я знал о том, как в 1907 году бизнесмен со звучной фамилией Иванов закупил для Петербурга несколько немецких автобусов «Гаггенау». Второй этаж там был с открытым верхом. Просуществовали они лишь до 1914, когда все автобусы мобилизовали для фронта.