Попаданка за пять монет
Шрифт:
— Выпей, чтоб разжалось! — необычно грозным для него голосом скомандовал Борька и протянул мне стаканчик с темно-янтарной жидкостью.
Я понюхала… И верно коньяк. Не самый лучших, но вполне себе. Диво дивное для этого мира.
— Одна не буду, — сказала я.
Парни вздохнули, достали еще кучу стаканчиков и разлили по глотку всем желающим. А желающими были все, кроме Маргоши, которая с некоторых пор, видимо, завязала со спиртными напитками.
— Ну, за упокой… — это был Борька.
— Тссс! Просто выпьем! — цыкнула на него Мирка, продолжая обнимать меня за плечи.
— Не чокаясь… — снова хлюпнув носом, простонала я.
И одним движением, словно это была водка, опрокинула в себя коньяк.
Блаженное тепло растеклось в горле, спустилось ниже, пропитало ноги и руки. Нет, больше я пить не буду, но этот глоток мне был просто необходим.
Он словно переключил что-то внутри меня, я начала видеть ребят вокруг настоящими людьми, а не тенями, явившимися мне из иного мира.
— Ох, что-то мне не верится, что он погиб по-настоящему! — услышала я вдруг голос Мартинеля.
У него был совершенно пьяный взгляд, видимо, даже один глоток иномирового спиртного может свалить местного эльфа.
— Я сама видела… — тихо сказала я.
— А ты, пьяница, иди давай отсюда! — накинулись на Мартинеля другие. — Не умеешь пить — не берись! Вот, закуси, давай, алкоголик!
— Да я, может, и не специалист, а так просто драконы не помирают… — не унимался Мартинель, но на него продолжили цыкать, отогнали подальше от меня, припечатывая его шепотом: «Что ты Ане душу травишь! Не стыдно тебе!»
А я вздохнула. Ох, если бы Марти был прав…Если бы только он был прав! А мои глаза, видевшие мертвого Гадора, мои руки, не нащупавшие сонную артерию на его шее — не правы! Если бы только они врали!
Вот сейчас вышел бы Гадор из-за кустов, сказал бы, что это была, ну, допустим, инсценировка. И…
Я бы его убила.
Убивала бы долго и мучительно. До тех пор, пока не осознает степень своего грехопадения. Но потом… простила бы. Потому что лучше, чтобы он был живым гадом, чем мертвым благородным спасителем мира. В смысле, для меня это было бы лучше, не для этого мира, конечно.
…Спустя полчаса пришли охранники-драконы и разогнали наше собрание. Но надо сказать, от всего этого во мне появилось что-то новое.
Смирение, что ли. Пустота теперь была пропитана смирением. А может, это коньяк так подействовал.
Глава 37
Ночью мне снился Гадор. Он вышел из-за занавески и целовал меня. Нега растекалась в теле, я притягивала к себе его голову с пышными жесткими волосами и шептала:
— Ах ты, гад, как же ты меня напугал…
А он был такой живой, здоровый, усмехался и смеялся над моими переживаниями.
Но проснулась я в пустой холодной постели. Без горячего драконьего тела она была удивительно остывшей. Видимо, я успела привыкнуть, что рядом со мной всегда спит печка.
И жестокая реальность накинулась на меня в полной мере.
Просто не верилось, что я еще жива, когда его нет. И сегодня… я должна выстоять это. Похороны.
Потом… потом и самой можно помереть. Или лежать, свернувшись клубком, пока мои хулиганистые друзья не вытащат меня из этого состояния. Что теперь они не оставят в покое — не сомневалась.
Ох, какая же я дура, подумалось мне! Мне ведь остались от моего скоропалительного брака лишь мертвые, холодные деньги, какие-то дома, которые совсем не будут напоминать Гадора. Которые не будут нести в себе его искорку! А могло бы быть по-другому…
Зачем я пила эти проклятые таблетки?! Почему боялась зачать от Гадора? Ведь сейчас я могла бы носить в себе его ребенка. Маленького дракончика или драконицу, в которых всегда видела бы его черты.
И плевать, что весь мир может погибнуть! Или что я могу уйти обратно в свой мир, если портал Эйнштейна откроется.
Нет проблем. Тогда я унесла бы с собой искорку Гадора. И вырастила бы первого в своем мире дракона. Которого назвала бы, как отца…
Я жалко заплакала, уткнувшись в подушку. Потом резко, решительно вскочила, добралась до своей сумочки, нашла проклятые таблетки, скомкала и бросила их в мусорную корзину. Теперь они точно не понадобятся… И вообще — чтоб им пусто было!
В ответ на мою беготню пришла камеристка.
Молчаливая Галка, не знавшая, каких истерик от меня ожидать, подала заранее подготовленное черное платье. У них тут цвет траура — белый, но я следовала традициям своего мира.
Гладко зачесала мне волосы, убрала наверх. При взгляде в зеркало я видела изможденную мордочку несчастной попаданки, запавшие глаза и выражение растерянности, смешанной с отчаяньем.
Вдова. Я теперь вдова, подумала я, преодолевая головокружение. Значительная часть меня так и не желала смириться с произошедшим.
А потом за мной пришли Дабор, Самдор и Лартуар.
— Сейчас Дабор будет вашей охраной, — сообщил Самдор. — И магистресса Лартуар изъявила желание быть рядом.
Хорошо. Знакомые рядом — хорошо, отрешенно думала я.
* * *
Оказывается, пустое пространство в середине Академии при желании превращалось в площадь. За то время, что я горевала в особняке, здесь построили амфитеатр.
На «арене» был небольшой постамент, на котором разместили тело Гадора. И подле него стояли мы с Самдором, Дабором и еще несколькими «приближенными к Императору».
Я лишь изредка смотрела на любимые черты. Потому что просто не могла…
Еще миг — и меня прорвет, я кинусь рыдать над его телом, как положено безутешной вдове. А я не должна. Жена ректора даже в такой скорбный миг должна оставаться полной достоинства.