Попаданство с вакансией
Шрифт:
— Зачем?
— Он заявил, что когда станет королём, а я Главой Магического Контроля, мы введём русский язык, как тайный. И обучать этому языку будем под магической клятвой. Так что русский язык в королевстве знают наши послы, разведчики, ну и ещё несколько человек.
— Вы же в дружественных отношениях с соседями. Зачем вам у них шпионы?
— Отношения дружественные, но присматривать за соседями нужно. Особенно за Познарией.
Я слушала Стефа со странным двойственным чувством. Я надеялась, что всё же это он — Степан. Ждала этого разговора, признания. Но где сумасшедшая радость со слезами и счастливым смехом? Что-то во мне оборвалось, и душа наполнилась давящей пустотой. Неужели я надеялась на другое? Ожидала услышать, что он Николай? Наверное. Я же Степана не любила, только думала, что люблю. Что было между нами? Несколько минут разговора шестнадцатилетней
— Лёв, ты что? — мужчина подошёл, присел на соседний стул, обнял меня. — Тише, тише, Лёвушка, не плачь. Ты теперь точно не одна. Я всегда буду рядом. Что в моих силах, во всём помогу. А в моих силах очень многое. Я не последний человек в королевстве. Ты лучше расскажи, как там мои? Кто жив, кого нет, как жили, как ты жила?
Я, вдох-выдох, сгребла себя в кучку, сжала в кулак, всхлипнула, успокаиваясь. Выпуталась из рук Стефанса-Степана.
Рассказала об изменениях в государстве. Но это было потом. А сначала была нелепая гибель Николая. Споткнулась судорожно на имени, рассказывая о его гибели.
Стеф, нет, Степан скрежетнул зубами, стискивая челюсти так, что резко проявились желваки.
— Как только родители пережили?
— Очень тяжело. Тётя Дарья с сердцем слегла, пролежала в областной больнице почти два месяца. Дядя Гриша запил, было, по-чёрному, но вовремя остановился. Серёжа с Груней удержали.
— А ты? Любила ведь его? Не говори ничего, не надо. Вижу, что любила. В письмах мне всё о деревенских новостях писала, а о любви ни слова. Я надеялся, что вернусь и добьюсь ответного чувства. Что у вас с Колькой ничего серьёзного, так, юношеская влюблённость. Посмеивался, когда от брата письма получал. Он в каждом письме твердил: не надейся. ОНА МОЯ! Крупными буквами.
— Да, любила. Он меня берёг. Понимаешь, берёг. Всё говорил, что, чтобы семью создать, надо базу иметь в виде зарплаты. Мечтали, что оба окончим учиться, вот тогда…. Когда его не стало, для меня свет погас. Жила в потёмках, без радости. Берёг. А я, сбережённая-то, Юре Скорнякову досталась. Но… о-о-ох, — я даже воздухом захлебнулась от неожиданной мысли, — вот прямо сейчас я вдруг поняла одну вещь. Тогда, в то время, я не задумывалась об этом. А сейчас, вспомнила тот период, наши отношения. Вот ты сказал, что я любила Николая. И я признала это. А сейчас поняла — любила-то я его не как мужчину. Да и он тоже. Тут была другая любовь. Мы слишком проросли друг в друге. Не заметили, как стали почти братом и сестрой. Мы всегда были вместе, с ясельного возраста. И, конечно, любили друг друга. У меня, да я думаю, и у него было внутреннее табу на близость. Потому и тянули с женитьбой. Сами не догадываясь, почему. Слушай, Стёп, может, тогда и началась моя подготовка для этого мира? Господи, неужто? Я говорю сумбурно, может не всё понятно. Да, ладно, что сейчас-то об этом толковать? Жизнь земная закончилась. А здесь посмотрим, как всё сложится.
— Посмотрим, — согласился Стеф. — А как меньшие?
— Серёжа выучился на агронома. Дорос до директора совхоза. И только вывел его в миллионеры, в стране раздрай начался. Советский Союз распался, только воспоминания остались. Каждая республика сама по себе жить стала. И я прибыла сюда из России. Но Серёжа молодец, долго хозяйство на плаву держал. Груня на учителя истории выучилась. С должности директора школы на пенсию ушла. Юлька, сестра моя старшая, ещё при тебе в педе на инязе учиться начала. Ей иностранные языки легко давались. Переводчиком работала в Москве. За французского посла замуж вышла. Так во Франции и живёт.
— А ты? Почему ты зоотехник? Ты же хотела на ветврача учиться.
— А это Колька уговорил. Ему не нравилось, что я буду с больными коровами возиться. Стеф, ты в первый день проговорился, что у тебя не семеро по лавкам, а только один. Кто? И где жена?
— Жена? Нет жены. Любви между нами настоящей не было. Так. Влечение, которое выветрилось. А сын родился. Тут я по уши в работе увяз. В Магконтроле уже служил. День и ночь на службе. Против короля заговор был. Раскрыли, конечно. Только король магии лишился, выгорел. Доджу пришлось короноваться. Я пока заговорщиков отлавливал, жена любовника завела. Когда со всей этой бедой разобрались, она и заявила, что уйти хочет. Я возражать не стал. Ты ведь знаешь, кто у нас на северо-западе в соседях? — Я кивнула. — Она оказалась истинной парой послу княжества Вергройш. А оборотни просто зациклены на парах. Сына я не отдал. Я его Николасом назвал. Домашнее имя Колька. Три года ему было. Мы, когда один на один остаёмся, на русском разговариваем. Ему через месяц двадцать лет исполнится. Будет в Академию поступать.
— Так у вас разводы разрешены?
— Нет. С разводами очень сложно. Объяснения: характерами не сошлись, он на стороне семью завёл или она изменяет — не принимаются. Должна быть очень серьёзная причина: частичное магическое выгорание одного из супругов, приведшее к неизлечимому бесплодию или вот, как у меня. Наш развод на государственном уровне решался. Учитывая моё согласие, развод разрешили. Обряд в главном Храме Праматери совершён был.
— А сын с матерью общаются?
— Конечно. Пока она с мужем здесь, в столице жила, часто с Колькой общалась. Но потом вернулись в Вергройш, редко видятся. Её муж княжичем был, так пять лет, как Великим Князем стал. Но Колька с матерью переписываются. Он прошлым летом гостил у них. С младшими братом и сестрой близкое знакомство свёл. Брат его на два года младше, а сестра на пять. Может на бал придут. Как встреча с королём прошла? — без перехода, спросил Стеф.
— А тебе разве не доложили?
— Ещё не успели, — усмехнулся.
— Нормально встреча прошла.
— Ты показала ему портрет?
— Да. Портрет Его Величеству понравился.
— Что значит понравился? Он его у тебя не забрал?
— Так бы я ему и отдала. Он сделал копию. Себе копию взял, а оригинал у меня остался.
— Надо будет у него её взять и к делу присовокупить.
— Не отдаст, — усмехнулась я.
— Почему?
— Это реликвия его семьи.
— То, что этот портрет реликвия твоей семьи, я понимаю. Но какое отношение он имеет к Его Величеству?
— Вот ты и спроси у Величества. Что ты у меня-то спрашиваешь? Я чужие секреты не выдаю. Может, он тебе, как другу, расскажет.
— Смотри-ка, у тебя с королём уже общие секреты появились, — съехидничал Стеф. — Лёв, а ты помнишь, как я вас с Колькой от матерщины лечил?
— Ещё бы не помнить, — ответила, засмеявшись. — Такое не забывается. — И я погрузилась в воспоминание.
Да-а-а, была применена к нам такая воспитательная мера, как мытьё рта мылом. Мы с другом, это нам было по двенадцать лет, сидели у них на крылечке и азартно обсуждали фильм «Зорро», щедро приправляя свои эмоции красочными эпитетами русской народной речи. И откуда его только вынесло на наши головы?! Ведь дома никого не было! В свои пятнадцать лет Степан уже тогда был силой почти вровень с мужиками. Спортом занимался и отцу в кузне помогал. Молотом-то ещё не махал, а железяки всякие с места на место перетаскивал.
— Во, даёте! — прозвучало у нас над головами. Мы, аж, подпрыгнули. — Красиво излагаете.
Ухватил нас так быстро, что мы с мест дёрнуться не успели. Обеими руками одновременно. Кольку за брючный ремень, а меня за руку и потащил к умывальнику, висевшему на столбике. На высоте двух метров был вбит крюк, на котором крепился конец бельевой верёвки. Вот на этот крюк наш палач подвесил Кольку за ремень, как Карабас Барабас Буратино. Колька потрепыхался, потрепыхался, да и успокоился, поняв бессмысленность своего действия. Мы, два глиста в обмотках, даже сопротивляться не могли. Меня не подвесить — я в лёгком сарафанчике. Меня между ног зажали. Я не сразу допетрила, что собирается сделать этот бугай. И только когда он взял в руку мыло, до меня дошло, и я заорала.