Попадос. Месть героя. Том четвертый
Шрифт:
Лишь редкие монардары, которых было раз-два, и обчёлся, могли хоть что-то противопоставить Гришиным соратникам, остальные солдаты противника превратились в мясные щиты, непонятно для чего вообще мобилизованные на эту войну.
Хотя самым страшным в этой схватке оказался Григорий. Ведь ему даже не нужно было применять свои навыки фехтования или ещё какие-то уловки да приёмы, чтобы обойти защиту своих оппонентов. В большинстве случаев он, применяя ауру, рассекал их щиты, а затем добивал либо с кулака, либо мечом, при этом делая это настолько легко и непринуждённо, что его противники,
Не прошло и десяти минут, как всё чаще стали слышаться крики «Сдаюсь!», «Помилуйте!», «Не убивайте меня!», но в своём большинстве это не спасало цинцерийцев. Брать в плен сдавшихся попросту было невозможно, слишком уж был мал Гришин отряд, а оставлять их в тылу, так и вовсе смерти подобно. Поэтому видя, что бросить оружие и сдаться на милость противника не выход, цинцерийские воины стали просто убегать. И естественно, их никто не преследовал.
А затем из глубины лагеря послышался зычный гул трубы, на что цинцерийские воины тут же загалдели, — отступаем! Отступаем! — Следом за этим, большая часть солдат, развернувшись, ломанула в противоположную от Григория и его соратников сторону. Связанные боем и просто зазевавшиеся воины противника, практически мгновенно были смяты, в то время как Гришин отряд почти беспрепятственно вошёл в лагерь.
Гвин с ужасом смотрел на то, как его доблестные подчинённые, которые ещё несколько недель назад с радостью приняли весть о походе на Сатрадар, теперь столь беззастенчиво бегут, буквально сверкая пятками врагу. — Этого стоило ожидать, — подумал ганашдар (2), — им ещё повезло, что противник это всего лишь десяток авантюристов. — После последней мысли кривая улыбка вылезла на лице монардара, ведь у него даже в голове не укладывалось, как несколько сотен воинов могут бежать от кучки авантюристов.
Гвин прекрасно понимал, что авантюристы достаточно сильные ребята и воспринимал их наравне с монардарами. Но даже так, ему было непонятно, как так получилось, что весь его гаратас (3) в ужасе убегает от них. — Так, надо бы и мне сваливать, — подумал он, посмотрев в сторону, откуда должны были привести его лошадь, за которой пошёл Палий, его помощник. — И что я его одного послал, ведь не удивлюсь, если уже удрал! — Продолжил он свою мысль. В этот момент впереди показались фигуры авантюристов, которые практически без сопротивления продвигались по лагерю. — Надо же, их больше чем я рассчитывал, — подумал Гвин, уже направляясь к импровизированной конюшне.
— М-да, у страха не только глаза велики, — тихо произнёс Гвин, глядя на тело Палия бездыханно лежавшее на земле. Было видно, что парня рубанули со спины, практически отрубив бедолаге голову. — А ведь я ему говорил, носить шлем, — покачав головой, подумал он, а в следующий миг до него донёсся молодой и в тоже время грубый и неприветливый голос:
— Сдавайся! Вынь меч из ножен и кинь его в сторону!
— Вот тебе на, и зачем я приказал трубить
— А теперь медленно повернись и встань на колени!
— Да, да, да, — мысленно произнеся в ответ, Гвин повернулся. Перед ним стоял молодой черноволосый парень, с жгучими, карими глазами, в которые ему даже смотреть было тяжело. Но что больше всего его напрягло, так это то, что на него глядели как на какую-то вещь. Но в следующий миг он отвлёкся от этого, увидев два знакомых лица, он не помнил их имён, но абсолютно был уверен, что они являются подчинёнными Велиана Тана. — Что-то тут не так, — тут же пронеслось в его голове.
— Григорий, не забывай, это ценный военнопленный, — услышал Гвин голос весьма молодой, симпатичной девушки.
— Не переживай Руала, я сначала спрошу разрешения у господина Альбаруса, — ответил парень, которого только что назвали Григорием. Чуть помолчав, он добавил, — давайте вяжите этого и пойдём за остальными.
— Главное, чтобы их кто-нибудь не спас, — недовольно произнёс другой авантюрист, с особой неприязнью смотревший на Гвина. В ответ на эти слова, Григорий, усмехнувшись, ответил:
— Своего командира бросили, а других будут спасать. Конечно, всякое может быть, но вряд ли.
— Понятно, значит, у них ещё есть пленные, — только и успел подумать Гвин, как к нему подошла Руала, и неожиданно жёстко заломив ему руки, стала связывать их.
— Хаган, что стряслось, зачем ты меня позвал в столь поздний час!? — Недовольно и немного грубо спросил Лаулус, обращаясь к рыцарю, по приказу которого его побеспокоили
— Прошу прощения господин Лаулус, но тут такое дело, — сказав это, парень, чуть помолчав, продолжил, — в общем, вам лучше самому увидеть.
— То есть ты хочешь сказать, что ещё заставишь меня подниматься наверх! — Словам Лаулуса прозвучали настолько угрожающе, что Хаган тут же протараторил в ответ:
— Прошу прощения господин Лаулус! Но дело в том, что цинцерийский лагерь в огне.
— Что? — Уже недоумевающее, переспросил виконт.
— Простите господин Лаулус, вам лучше самому всё увидеть! — Вновь повторился Хаган, в то время как виконт уже направился в надвратную башню.
Лагерь цинцерийцев и вправду горел, это хорошо было видно с вершины башни даже невооружённым взглядом. Как в прочем и то, что его полностью покинули. Даже единой тени не мелькало внутри самого лагеря, что уже само по себе было удивительно.
— Что там произошло? — Кивнув в сторону лагеря, спросил Лаулус. В ответ Хаган ему быстро отрапортовал, всё что видел, в конец добавив:
— Как только на цинцерийцев напали, я сразу отправил за вами. Но сражение было настолько стремительным, что к вашему приходу всё закончилось.
— Понятно, — тихо протянул Лаулус, подумав, — неужели это господин Григорий постарался? – И будто в ответ ему, в небо взмыло три огненных стрелы, сигнализирующих о прибытии Григория и его отряда.