Попала!
Шрифт:
Поклонилась в пояс. Потом открыла дверь и сделала шаг за порог.
– Мариэ, сиа гиатель харт? Алуна! – ткнул пальцем в окно.
Ну вот, еще слово – «гиатель». Почти наверняка «идти» или «пойдешь». А последнее – то ли «темно», то ли «ночь».
– Халат пойду стирать! И искать туалет в вашем прекрасном городе!
А что тут еще скажешь?
Невероятно, но он как-то понял сказанное. Заржал, а потом, встав, распахнул прятавшуюся за боковиной гардероба дверцу. Взял подсвечник, извлек оттуда одну свечу и, поманив меня пальцем, зашел внутрь.
Я задумалась. Уходить
– Арвис? – позвала от дверей.
Из проема выглянула темная голова. Вопросительно посмотрела на меня.
– Мария Арвис ориини ниэ! – сообщила я твердым голосом, ткнув пальцем в сторону кровати.
– Эд, – спокойно отозвалась голова и исчезла снова.
Так. Для себя я перевела Арвиса на следующую ступень социальной лестницы. Наверное, это все же не первый попавшийся чердак. Либо в этом диком городе с безумными модами на ушастые чепцы принято вести канализацию до крыши. Нет, не вяжется. Канализация на чердаках есть, а нормальных помоек нет? Значит, дело в самом Арвисе. Запомним этот фактик, ага. Но это все потом…
Отняв у парня свечу, вытолкала его за дверь. Ага, вот сейчас и себя приведу в порядок, и постираю! И куда бы повесить теперь халат? Ни веревок, ни плечиков, ни крючков. Ну ладно, возьму с собой в комнату.
Когда час спустя я появилась с мокрой головой, красивая, как выдра после купания, но опять в плаще по шею, Арвис прикусил губу. Я прошествовала мимо и, встряхнув мою полосатую шкурку, расправила, как могла, на подоконнике.
Интересно. Наверное, я его действительно заинтриговала. Потому что парень, предложив мне глиняную кружку теплого бульона с пряностями, сел верхом на стул, положил на спинку руки, а на них подбородок и стал меня учить словам.
Сначала я обрадовалась.
Ходить, лежать, стоять, сидеть, я, ты, свеча, стол…
Я прирастала знаниями с просто-таки обалденной скоростью. И скоро поняла, что запомнить этого всего просто не могу. Чай, не компьютер. А что делать?
Подняла руку с раскрытой ладонью.
– Арвис дилиэн ниэ! – Ага, помолчи немного, дай с мыслями соберусь!
Встала. Прошла к столу. Отлично, лист чистой бумаги! А карандаш у меня есть! Ихними перьями я б сейчас рисовать не рискнула – не хочется извозиться, когда только что отмылся. А карандаш – то, что нужно.
Ткнула пальцем в лист:
– Эд?
Арвис кивнул:
– Диат.
Интересно, это «можно» или «возьми»? Сейчас разберемся.
Подошла к нему:
– Элиа! Харт!
Ага! Брови полезли на лоб. Похоже, то, что он сказал мне в сарае, было не самым вежливым из возможного. Но понял и стул освободил.
Заняв
Арвис, присев на край стола, склонил голову и с полуотвисшей челюстью смотрел на то, как я бисерными печатными буквами заполняю лист.
С алфавитным порядком решила не заморачиваться. Зато теперь, не рассчитывая только на память, можно было вытянуть из парня намного больше. Хотя со сложными понятиями вроде «студент» или «дворянин» разобраться пока не выходило.
Но зато он понял, что я не отсюда и в городе никого не знаю. Город, кстати, звался Риоллеей и был столицей какой-то там Аризенты. Мала та Аризента или велика, осталось покрыто мраком. Решив, что базовых понятий с меня хватит, переключила парня на цифры. Ух, слава всем богам и Биллу Гейтсу в придачу – считают тут в десятичной системе. А то б я попрыгала! Теперь Арвис отнял у меня лист и пером – единственный карандаш я ему доверять не собиралась, а с боем он у меня его отнимать не стал – аккуратно стал писать столбиком цифры. Я рядом карябала, как это произносится, и наши арабские рядом. Потом разобрались с арифметикой: умножение – оно и в Африке умножение. И в этой, как ее, Аризенте, тоже.
Мы дружно сопели над листом бок о бок, пока парень неожиданно не повернул голову и не поцеловал меня в щеку. И тут же, притянув к себе, накрыл губами рот. Не сказать, чтоб это было плохо – от него пахло свежестью, здоровым мужским запахом, и целоваться, похоже, он умел. Да только для меня это было совсем не то, что нужно. Получалось, мою просьбу не приставать он всерьез не воспринял. А считает, что если я осталась с ним на ночь, то это именно осталась на ночь. И никак иначе. А может, тут вообще с женщинами не принято церемониться.
Что ему до моих чувств котенка, потерявшего и дом, и кошку-маму?
Я замерла истуканом, сжав губы. Не помогло – он продолжал удерживать меня, а вторая рука начала распутывать узел плаща. Не хочу! Ниэ! Зажмурилась и укусила настойчивый рот. И тут же, не дожидаясь возмездия, вскочила со стула. Метнулась к окну, сдернула сохнущий халат – мое, не отдам! – схватила лист со стола, карандаш и, пока парень ошарашенно смотрел на следы крови на пальцах, которыми коснулся подбородка, выскочила за дверь. Самаритянин, ага! Родом из Гоморры, наверное.
По лестнице я скатилась, как горох. Шумно, зато очень быстро. Ткнулась в дверь. Та оказалась, на мою удачу, на железном засове, а не на замке. Дернула. Язычок сначала застрял, как тот мусоропровод, потом рывком поддался. Может, сейчас сделаю шаг, окажусь дома и проснусь? Вот бы!
Куда там. За спиной послышались голоса. Женщина крикнула что-то вопросительное. Арвис ответил сверху. Ага, раз сейчас в окно не смотрит, вот и хорошо! Скинув туфли, рванула к воротам. Вскарабкалась по решетке, перевалилась мешком на другую сторону, соскользнула по прутьям вниз. Надела туфли – камни под босыми ногами казались жутко холодными и влажными – и дунула к улице.