Попались, которые кусались!
Шрифт:
Он намотал поводок на руку, собрал с прилавка собачьи миски, которые выставил на продажу, и шустро поспешил к выходу.
– Стой, командир, - кинул ему вслед один бульдог.
– Сторгуемся.
– Не обидим, - крикнул другой.
– Не, передумал.
– Дед даже не обернулся.
– Самому нужен. Да я и не продавать его привел. Для охраны имущества.
Бульдоги переглянулись, выругались деду в спину и пошли дальше по собачьим рядам. А мы с Лешкой, не сговариваясь, двинулись за старичком. Похоже,
Старичок выскочил за ворота и, подбросив на плече звякнувшую сумку с мисками, потрюхал к станции, все время настороженно оборачиваясь.
– Наш дед, - шепнул мне Алешка.
– Сейчас мы его расколем.
Дед добрался до платформы, уселся на крайней скамейке - пес рядом с ним, - достал из кармана бутерброд и разломил его надвое:
– Кушай, Тимка.
Они оба ели аккуратно, не роняя крошек. Доев, дед достал платок, вытер губы, а Тимка смачно облизнулся.
Пока они ели, мы им не мешали. А потом скромно присели рядом. Алешка тронул меня за рукав и вполголоса, но так, чтобы услышал дед, сказал:
– Какой красавец, да, Дим?
– Кто? Я?
– удивился дедок.
– Не преувеличивай. Красив никогда не был.
– Тут он приосанился.
– А вот молод был.
– Видно, давно его никто красавцем не называл. А может, и никогда.
Но Лешка будто его слов не услышал. И забросил удочку поглубже.
– Мне, Дим, вообще, - сказал он, - колли очень нравятся. У них такая волнистая шерсть. Когда они ходят, она так красиво переливается. А еще, Дим, они очень добрые и умные. Детей любят.
Дед совсем растаял, а его пес Тимка будто понял Лешкины слова и признательно опустил свою узкую морду на Алешкино колено, поглядывая на него снизу вверх доверчивыми карими глазами, играя черными бровками. Алешка положил ему ладонь между ушей и тихонько почесал его лоб. Колли зажмурился от удовольствия.
– Признал он тебя, - сказал дедок с удовольствием.
– Он и правда умница и доброй души создание.
– А зачем же вы его продаете?
– спросил я.
– Кормить не под силу, - вздохнул дед.
– Вся пенсия на него уходит.
– Не надо было заводить.
– А я заводил?
– обиделся дед.
– Он сам приблудился. Я еще работал понемножку, стоянку сторожил. Он как-то и пришел. Голодный, потерялся, видать. Ну и прижился. Очень ладно прижился. Мы с ним на пару сторожили. А тут, как на грех, начальство сменилось, в другие руки стоянка ушла. Ну и прогнали нас обоих. Вот и живем вдвоем на одну пенсию. Но он ничего, понимающий. Иную неделю оба на голой овсянке сидим - не обижается.
– Дед грустно вздохнул.
– Один раз соседка ему косточек собрала. Так он, добрая душа, на две кучки их поделил - себе и мне.
В это, пожалуй, можно поверить. Наша Гретка тоже иногда косточками делится. Или меняет их на печенье. Она по нему просто страдает. Один раз мама у телевизора пила чай с печеньем. Гретка села напротив и сделала такую жалобную мордаху, что сразу стало ясно: если ей не дадут печенья, она не переживет.
– Ишь ты какая, - в шутку сказала мама.
– Я тебе печенье, а ты мне что?
Гретка тут же сорвалась с места, нырнула под тахту и вытащила косточку, которую туда когда-то спрятала, про запас. И положила ее маме на колени. И посмотрела так, будто сказала: «Давай меняться».
– А сколько денег вы за своего кольку хотите?
– спросил вдруг Алешка.
– Да в хорошие руки даром отдам.
– У нас есть хорошие руки. Девичьи.
И он рассказал про Лельку, про то, что из двух ее собак одна пропала.
– Ему там хорошо будет. Эта Леля, она тоже добрая. Как и ее Лолли.
– Подружка ее? Или сестренка?
Алешка не стал уточнять - какая разница? И так, и так верно.
– Они подружатся, - вслух помечтал Лешка.
– У них щенки получатся. А когда вы разбогатеете, мы вам щенка подарим.
Нарисовал картину!
– Ну что, Тимка?
– дед положил ему ладонь на голову.
– Будешь у тети Лолли жить? У нее руки добрые.
– Леш, - я почти рассердился на него.
– Не худо бы Лельку спросить.
– Худо, Дим, - уверенно возразил Алешка.
– Если ее спросить, она думать начнет. А тут мы прямо с Тимкой заявимся. И она его выгнать не сможет. Ее девичье сердце сразу дрогнет.
Психолог… Вот только этот психолог совершенно забыл, зачем мы деда догоняли.
Но я ошибся. За малыми, попутными задачками Лешка о большой проблеме не забывал. И к деду в доверие входил.
– А почему вы этим крутым дядькам Тима не отдали? Они богатые. Он бы сытый был.
Дед вздрогнул. Огляделся с испугом.
– Этим? Живодерам? Да за мильен не отдам!
И он, поминутно оглядываясь, рассказал нам все жуткие слухи, которыми был полон рынок.
– Тута институт есть. Физкультурный. И от него в сторонке такая площадка осталась, огороженная, в теннис играть. Институт ее забросил давно, а шустрые люди прибрали. И устраивают там собачьи драки. Для пьяных болельщиков.
Алешка слушал его, открыв рот, с напряженным вниманием.
– А собаки там бьются, - продолжал дед свой горячий шепот, - не простые. А специальные.
– Бойцовые?
– спросил я.
– Во-во! Самые что ни на есть бойцовские. Обученные, как спецназ. Говорят, их из-за границы завозят.
– А наши-то собаки при чем?
– не выдержал я.
– Их-то зачем крадут и скупают?
– При том! Они на них тренируются. Натаскивают. Им же все время тренировка нужна. Чтобы они в форме были. Раньше бродячих собак ловили. Но те быстро кончились. Да и слабые они, трусливые.