Попасть не напасть
Шрифт:
– Маш… это плохо, что я не люблю Аринку?
Я пожала плечами.
– Хорошо, плохо… обыкновенно.
– Она моя сестра, а я на нее очень злюсь. Мы из-за нее чуть не умерли. Все, и мы, и ты…
– Она этого наверняка не хотела.
– Я понимаю. Она не злая, нет… она просто как мать, – Петя говорил серьезно, впервые осознавая печальную истину. – Сделает, но не со зла, подставит, подгадит и даже не поймет, что она не так сделала.
Я вздохнула.
Ну да, когда я впервые увидела Арину, мне хотелось ей оплеух надавать.
Ладно, Ванька
Вот что им стоило и дом отскрести, и обед приготовить, и с тем же Петей, который мог без ноги остаться… меня ждали? Направляющего пенделя не хватало?
Видимо, так…
Получили и обиделись.
Не понимаю я некоторых людей, просто не понимаю. Кто-то поднимает задницу и идет работать.
Кто-то опускает ее на скамейку и принимается ныть. И естественно, в жизни нытика ничего не меняется. А виноват в этом тот, кто работает, у него-то все замечательно…
Об этом я и сказала Пете.
Брат засопел и прижался ко мне. Лежащий с другого бока Нил ревниво шикнул во сне и тут же ткнулся мне под мышку, устраиваясь поудобнее. Я понимаю, не стоит приучать детей спать в моей кровати, но что тут поделаешь?
Я их просто не могу выгнать.
– И я боюсь, она такой же и останется, – Петя тер лоб. – Я не хочу ее домой, потому что боюсь. Я за тебя боюсь, я за себя боюсь, за Ваньку, за всех нас…
– А если не…
– Как ты говоришь? Господу нашему Иисусу Христу от того, что его не со зла гвоздями прибивали, а по работе, легче не было?
Я вздохнула.
Ну да.
Для палача это работа, а человеку-то все равно больно. Результат-то один.
– Петя, что ты от меня хочешь?
– Я не хочу, чтобы Арина жила с нами.
Я вздохнула и потрепала его по вихрам.
– Посмотрим, братик. Посмотрим…
Петя ненадолго прижух у меня под мышкой. А потом…
– Маша, а можно я у тебя тут останусь? Хотя бы на сегодня?
– Ты себя плохо чувствуешь?
– Нет. Просто мне страшно. А у тебя тут… спокойно.
Я вздохнула.
– Возьми еще одно одеяло, чтобы не пихаться – и приходи. На этой кровати мы и вшестером уместимся, не то, что втроем.
Андрюшка пока спал в люльке, но чует мое сердце, полезет он ко мне на кровать. Только еще немного подрастет – и полезет.
– Машенька, вы чудесно выглядите.
Я улыбнулась в ответ на комплимент и чуть присела в реверансе.
Выглядела я действительно хорошо. Платье оттенка голубиного крыла, аккуратная шляпка с вуалью, перчатки, ботиночки – все было подобрано в тон.
Чудесный оттенок-то сине-серого, графитовый такой, я в эту ткань просто влюбилась, когда увидела. А отделка кружевом вообще прелесть…
Я себе нравилась, и знала, что красива.
Замечательно выглядели и все остальные.
Ваня, Петя, дети… двое старших в выходных костюмах, двое младших – в матросках и коротеньких штанишках. Сегодня мы собирались в парк.
Траур?
А кто сказал, что мне нельзя гулять с детьми
Благовещенский выглядел вообще замечательно. Темная пиджачная пара, но в сочетании с военной выправкой… если бы мужчины понимали, как их красит осанка! И сразу из самого плюгавого заморыша (а Благовещенский таким не был) получается настоящий светский лев. Осанистый и вальяжный.
Благовещенский подхватил меня под руку, Петя взял за руку Нила, Ваня подставил шею под Андрюшку, который вцепился ему в волосы, восторженно визжа, и мы отправились в парк.
Пролетка мерно постукивала колесами по брусчатке.
Я любовалась столицей, и думала, что современная мне Москва, конечно, больше, ярче, красивее, но…
Но?
Было в ней нечто такое… та Москва жила в бешеном темпе. И приезжая в Москву, начинаешь двигаться быстрее, думать быстрее, жить…
Да, жить в Москве приходится тоже в другом темпе, намного быстрее. И получается это далеко не у всех.
У меня не получалось никогда. Да и не хотелось мне. Разменивать свою жизнь на бешеный бег? Нет уж, увольте. Я хочу и в кафешке посидеть, никуда не торопясь, и на радугу полюбоваться, и по магазинам пройтись, никуда не торопясь. А не бежать-бежать-бежать, ничего не видя перед собой, и в конце обнаружить, что жизнь-то и прошла уже, пробежала, а я ее и не заметила. И еще Москва – это мегаполис.
В том мире.
Случись что – куда будет нацелен первый удар?
То-то и оно. В глуши иногда безопаснее.
Работы не найти? А кто пытался?
Если искать работу, на которой не надо работать, то такой, конечно, не найти. А если пробовать работать там, где тяжело и трудно, к примеру, ту же пасеку завести, или коз держать, или еще что…
Сложно?
Каторжно сложно, и тяжело, и работать нужно, и учиться, потому как фермерство своей сноровки требует, но отдача будет. Обязательно. Хоть там какая провинция!
Эта Москва была тише и спокойнее. Здесь никто не бежал, никто никуда не спешил, спокойно прогуливались парочки под руку, гуляли дети с гувернантками, то и дело слышались возгласы нянечек, подзывающих к себе озорников, кто-то плакал напоказ, это ж ужасая трагедия, когда тебе не покупают мороженое, кто-то катался на велосипеде…
Никто не спешил. Все наслаждались жизнью здесь и сейчас, и в этом была основная разница между известным мне миром – и миром, в котором я находилась.
Когда мы утратили вот это понимание – жизни? Когда разучились просто жить, никуда не спеша, не набирая новых впечатлений, а просто – позволяя жизни идти своим чередом и наслаждаясь каждым ее мгновением. Когда разучились задумываться?
Нет ответа…
Хотя я знала, кому может быть выгодно такое положение дел. Когда все бегом и бегом, рывком и наскоком, вперед и вперед… а потом просто падаешь, как загнанная лошадь, и даже не успеваешь обернуться, чтобы понять – все было зря. И не нужно тебе никаких гималайских вершин, а нужны только те, кого ты сам оттолкнул в своей попытке влезть в гору…