Попасть не напасть
Шрифт:
Александр начал терять терпение. Да сколько ж можно ему нервы мотать?
То жива, то неизвестно…
Да вашу ж… так! И этак тоже!
Доктор явно почувствовал злость собеседника, потому что покачал головой.
– Не сердитесь Александр Викторович. Все достаточно сложно. У Марии Ивановны многочисленные внутренние повреждения, картечь ее буквально нашпиговала, если можно так сказать… часть внутренних органов должна была давно отказать. Сильное кровотечение – нам удалось его остановить и более-менее стабилизировать
– И насколько ее хватит?
Доктор пожал плечами.
– Сутки? Двое? Вряд ли больше. Когда от картечи начнется нагноение, магии будет требоваться все больше и больше, а человеческое тело имеет свой предел сил.
Александр сжал кулаки.
– Я могу ее увидеть?
– Да, разумеется. И… если у нее есть родные и близкие, они тоже могут приехать.
– Есть. Родные, близкие, дети…
– У нас есть специальные палаты для родственников. Вполне комфортные. Придется, конечно, оплатить свое пребывание, но это недорого…
Александр едва сдержался, чтобы не ударить.
Он понял, какое слово было не произнесено.
И ненадолго.
Фактически, Машенька уже приговорена. Счет идет даже не на дни – на часы.
– А если поддерживать ее магией?
– Это возможно, но бессмысленно, – разве руками доктор. – Все опять упирается в картечь, которая осталась в ее теле. Извлечь ее мы не можем, так что… вы просто продлите ее агонию, и это будет… печальное зрелище.
– А если по одной картечине? Извлечь, заживить, восполнить магию и кровь…
– Мы думали и над этим. К сожалению, мешает их число.
– Число?
– Идемте, Александр Викторович, – вздохнул доктор, понимая, что проще показать, чем объяснить. – Идемте. Я вам все покажу.
Благовещенский накинул поданную ему стерильную накидку и прошел в палату.
Она лежала на кровати.
Маша была непривычно бледной, словно ее густо посыпали толченым мелом. И на этой матово-белой коже резко выделились ресницы, брови… а вот губы почти слились с кожей. Словно во всем теле не осталось лишней кровинки.
– Очень большая кровопотеря. Боялись – не успеем…
Александр присел рядом.
– Машенька…
Взял в ладони тонкую кисть и…
Только сейчас он увидел.
Увидел по-настоящему и выругался, как вообще-то не стоило бы.
Девушка вся была покрыта ранками. С головы до ног. Рука – там, на площади, она была просто окровавлена, он и не мог себе представить, что все будет так ужасно.
Все тело девушки было словно покрыто язвочками.
Красными, черными, круглыми и непонятной формы, с запекшейся в них кровью… но и на простыне кровь
– Металл – внутри. Мы просто не можем его убрать. Его величество уже спрашивал, но это невозможно, – развел руками доктор.
И Александр понимал это.
Если бы дел было на войне, он предложил бы подарить солдату легкую смерть, но это был не солдат. Это была Машенька, его Маша, его девочка, которая вот так… которая спасла их всех. А сама не убереглась.
Не смогла.
Кто-то должен погибнуть, чтобы жили все остальные?
Ну и ублюдочная же это философия!
Александр осторожно погладил израненную руку.
– Она не приходила в себя?
– Что вы! Это невозможно! Подозреваю, она и жива только потому, что без сознания.
– Разве?
– Приди она в себя – тут же умерла бы от болевого шока.
Александр молча признал правоту доктора. Маша была одета в больничную рубашку на завязочках спереди и сзади, чтобы легко было получить доступ к ранам…
– Остальное тело… так же?
– Да. И в чем-то хуже, здесь все-таки нет жизненно важных органов. Мышцы, нервы, но все же… а вот туловище… на ней живого места нет. Чудом сердце не затронуто, чудом она еще жива. Чудом.
Александр поежился. Но что, что можно было сказать?
Только одно.
– Я отправлю письмо ее родным. И давайте я оплачу палату…
– Хорошо. Я сейчас вернусь.
Доктор деликатно вышел, давая Александру пару минут побыть рядом с любимой женщиной. И Благовещенский не выдержал.
Поднес тонкую руку к губам, прижался лицом к израненной кисти.
– Машенька… какой же я идиот! Сколько времени мы потеряли!!!
Горячие слезы текли по лицу, впитывались в простыню…
Маша, Машенька… неужели – все?
И все закончится вот так?!
За что!?
Господи, если ты слышишь, да за что же это!? За что – ее!?
Ну переиграй ты все, возьми меня, брось кости другой стороной, что тебе, всемогущему, стоит? Чтобы я успел закрыть ее, чтобы все это досталось – мне.
И уходить было бы не страшно, зная, что она жива останется.
А сейчас?
Что им останется – сейчас?
Хотя Александр и так знал ответ.
Ваня и Петя, Нил и Андрюшка. Четыре человека, за которых он теперь в ответе. И пока они не войдут в возраст, не смогут сами за себя постоять…
Он любого за них порвет. Были они Машенькиной семьей – будут его родными. И точка.
И никто не посмеет на них даже косо посмотреть. Иначе получится, что Машенька умирает сейчас – бессмысленно. А такого никак нельзя допустить. И смерть ее в разуме не укладывается… Господи, за что?
Нагрешил я – так возьми меня! Меня и карай, хоть в вулкан засовывай! А ее-то за что?!
За что!?
Слезы текли и текли, безжалостно и бесконтрольно.
Маша, Машенька…