Попасть в сказку и не выйти замуж? Книга 2
Шрифт:
Глава 15
Очнулась посреди ночи от необходимости сходить в кустики. Огляделась, лагерь уже давно спал, лишь пара часовых добросовестно несла службу, обходя полянку по кругу. Я потихоньку попыталась разбудить бабусек, памятуя о прошлой своей оплошности, которая закончилась жарким купанием с Любомиром. Но растолкать старых перечниц мне так и не удалось, видимо, дневная тряска по лесным тропкам плохо сказалась на сухоньких организмах, так как пенсионерки дрыхли без задних ног. Поэтому пришлось отправиться на вылазку одной, причем быстро, не задерживаясь.
Кругом стояла кромешная
— Маша, не бойся! Я тебя не обижу! — пылко шептал мне на ухо Тихон, при этом, не упуская возможности, работал руками, массируя мне бока и корму.
А под «не обижу» он подразумевает сначала изнасилование у деревца, а потом честным пирком, да за свадебку, причем не спросив у меня на то позволения? Ну, уж дудки!
— А сейчас ты чем занимаешься? — хмурилась я.
Мозг самопроизвольно начал отстраненный анализ происходящего в режиме on-line, дотошно фиксируя реакцию собственного организма на творившиеся бесчинства, отмечая каждое движение старшего стрельца. Горячие мужские руки в поисках прекрасного, таки добрались до моей груди и трепетно сжали ее. Кроме возмущения, испытать ничего так и не удалось. Ворожбу престарелых колдуний местного розлива студеное озеро с меня все-таки смыло. По организму прокатилась волна сожаления, былые пылкие эмоции привносили в подобные ситуации некую пикантность и море удовольствия. А сейчас сплошное разочарование: и мужик, как оказалось, не в моем вкусе, и ласки грубоваты, и обстановка не романтичная, и так далее, и тому подобное.
— Тихон Игнатьевич, часом, с телеги не падали? Что Вы себе позволяете? — пылала я праведным гневом.
Старший стрелец сначала от необычности моей реакции замер, избаловала я вояк тем, что вечно млела в их объятьях. Тихон тем временем, теснее прижав меня к березе, страстно зашептал.
— Позволяю, все позволяю, голубка моя. Бежать нам нужно! Нельзя тебе, горлица моя, в царство Кощеево. Как только границу переступишь, не будет тебе обратного пути! Так у Кощея в полоне и останешься на веки вечные! — тараторил мужик, прижимаясь ко мне все теснее.
Уперевшись ему в грудь обеими руками, решила пока на помощь не звать, а продолжить опрос, даже в такой компрометирующей меня со всех сторон ситуации.
— Так я обратно и не собираюсь, мне только Ваню своего забрать, и домой, — парировала я.
— Что ж ты думаешь, тебя кто-то домой возвращать будет? Кощей себе на забаву оставит! Сыном угрожать будет! — заботливый стрелец успокаивающим тоном разъяснял мне ситуацию, как дитю неразумному.
Ну, хочешь видеть во мне «дитя неразумное», я не возражаю, давай поиграем!
— А что же мне теперь делать? — как можно жалостливее засопела я.
— Возвращаться назад, — волнуясь, шептал Тихон: — Поженимся, царь-батюшка мне за свадьбу землю обещал пожаловать. Заживем с тобой дружной семьей.
Ох, как сладко поешь, касатик! Да, только позабыл ты слегка, что не одна я, мой сын у Кощея гостит!
— А как же я возвернусь в тридесятое царство и без моего Ванечки? — продолжала я старательно
— Машенька, много вокруг горя, мы и это переживем, — заглядывая мне в глаза, тараторил мужик. — Будут у нас с тобой дети, хочешь пять, хочешь десять! Только не пущу я тебя в лапы Кощеевы.
Очень захотелось прикопать паразита. От подобных речей я даже впала в ступор и не смогла вовремя среагировать, когда этот типичный сын осла присосался к моим губам и начал их жевать, имитируя страстный поцелуй. Когда я наконец-то опомнилась и обнаружила на своей челюсти это безобразие, то попыталась изо всех сил вырваться и кричать, но получилось только слегка трепыхнуться и мычать. Но помощь пришла оттуда, откуда не ждали. Громкое карканье взбудоражило весь лес, в том числе и перебудила наш лагерь. В мгновение ока небывалой силы волна смыла с меня старшего стрельца и повалила его на землю. Я так и осталась стоять у березки, шумно пытаясь отдышаться, в то время, как моего пылкого, но несообразительного ухажера Любомир настойчиво преображал, вколачивая свои огромные кулачищи то в глаз, то в нос, то в скулу. Тихон отбивался, как мог. А я про себя монотонно отмечала, что уже не замираю от демонстрации мужской силы и агрессии.
— Машенька, да как так-то? — хлопая руками по собственным бокам, кудахтали довольные пенсионерки, кривясь и изображая заботу о моей чести.
— Да, никак! — зло ответила я. — Целуется плохо, тискает неубедительно. Не вдохновилась я лобызаниями нашего старшего стрельца. Вычеркиваем его из списка кандидатов на мои руку и сердце!
От этих слов имитация смертного боя на полянке тут же прекратилась, и противники, дружно поддерживая друг друга, встали с земельки и уставились на меня. В их глазах читались немые вопросы: а где же восхищение силушкой богатырской? Испуг за здоровье? Волнение? Влюбленность? Короче, у пацанов реальные претензии к отсутствию плавления моего организма от устроенного ими представления! Чего это я не кидаюсь к ним, на все согласная? Из-за меня же тут такие изумительные воины драться изволят! А все! Рекламная акция кончилась, скидок больше не будет! И если они, действительно, на что-то рассчитывали, то очень зря.
Широко зевнув, не забыв, правда, прикрыть свою разинутую челюсть ладошкой, я, демонстративно потерев кулаками глаза, потопала обратно в лагерь отсыпаться. Лобызания были так себе, но массаж тела и, особенно кормы, на твердую четверку, попыталась я найти что-то позитивное в этом происшествии.
— Маша, ты ничего не хочешь нам сказать? — из-за кустов послышался голос Любомира.
— Ах, да, спокойной всем ночи, — опять, зевая, ответила я.
— А где же твоя благодарность? — сердился старший конник.
— Действительно, — устыдилась я. — Щур, спасибо тебе большое.
Откуда-то с верхних веток моей березы послышалось одобрительное негромкое карканье. На том, я решила, что этикет соблюден и вновь начала устраиваться на ночевку.
— Маша, ты что там с Тихоном делала? — включая режим строгой родительницы, вопрошал у меня Святояр.
— Целовалась, — рассматривая Святояра вблизи без ворожбы, ответила я.
Идиотский вопрос — идиотский ответ. Весь лагерь слышал, чем мы со стрельцом в кустах занимались, а этому любопытному неймется, решил подробности уточнить. Мое раздражение било все рекорды.