Пополам
Шрифт:
Георгий не счел нужным ей ответить.
Спасали Аню только встречи с Наташей, которые стали редкими. Частная врачица категорически запретила гулять с Антошей по магазинам и другим местам с большим скоплением людей. Только по лесополосе за неимением парка. Наташа не всегда могла себе позволить гулять по лесополосе. Ей нужно было забежать в магазин, в аптеку, на почту, в сберкассу и так далее. Но иногда они шли с колясками по дорожке.
– Не могу больше. Эта врачица хуже моей матери. Антоша, как только ее видит, начинает вопить. Он ее боится. У меня грудь уже синяя от сцеживания, –
– Частный врач – это дорого, да? – спросила Наташа.
– Не знаю, муж платит, – ответила Аня.
– Это ведь хорошо. Не надо в поликлинику таскаться. И в очереди сидеть тоже не надо, – заметила Наташа.
– Я бы лучше в очереди посидела к Светлане Андреевне, чем с этой грымзой раз в неделю общаться. Понимаешь, она говорит так, будто я недомать какая-то. Все не так делаю. У Антоши сыпь на попе появилась, так она со мной в таком тоне разговаривала, будто я хотела убить собственного ребенка. Мать меня тоже во всем винит. Лебезит перед Георгием, чуть ли не в ноги ему кланяется. Заладила, какой он щедрый – и на насос, и на бойлер деньги дал. Еще ремонт обещал оплатить.
– Это же хорошо, что он о твоей маме заботится, – заметила Наташа.
– Конечно, хорошо, только они – Георгий, мать, врачица, – вообще исключили меня. Сами все решают. Как кормить Антошу, как и где с ним гулять. Я не имею права слова. Не могу так больше, – призналась Аня.
– Слушай, прости, пожалуйста, можем мы до магазина добежать? Мне надо на ужин что-нибудь купить. Постоишь с коляской? – попросила Наташа.
– Конечно.
Аня стояла с двумя колясками, когда из магазина вышла мать, нагруженная пакетами.
– Ты что тут делаешь? – ахнула она. – Тебе же запрещено!
– Что запрещено? Помочь подруге? – возмутилась Аня.
– Татьяна Анатольевна сказала, чтобы ты гуляла в лесополосе. Здесь же столько людей, инфекции. А если Антоша заболеет? Кто будет виноват? – начала причитать мать.
– Конечно, я, кто же еще? Во всем ведь я виновата. Всегда, – огрызнулась Аня.
– Не такой я тебя воспитывала. Стыдно за тебя. Чего тебе еще нужно? Чего желать? На голову счастье упало, так ты его не ценишь. Даже ребенка не могла нормального родить, – мать поджала губы.
И тут Аня не сдержалась. Будто прорвало.
– Ты хочешь сказать, что Антоша больной? – заорала она на всю улицу. – Что я ущербная? Тебе другой нужен внук? Щекастый и толстый? А если не такой, как ты ожидала, значит, все, плохой, бракованный?
– Ты не была такой в детстве. С тобой проблем не было. И ела, и спала нормально, – не сдавалась мать. – Значит, плохо беременность ходила, не берегла себя. Поэтому и ребенка раньше срока родила. Не дите же виновато, что больным родилось, а мать, которая не доносила.
– Мама, ты хоть себя слышишь? Ты должна быть на моей стороне, меня поддерживать, а не чужого мужика, который денег дал, ты и счастлива! – кричала Аня.
– А что такого? Почему я не должна быть счастлива? Георгий – золотой зять. Ни в чем мне не отказывает. Тонометр купил, я даже не просила, только на давление пожаловалась. Денег на хозяйство дает столько, что я уже не знаю, чем его удивить. Вот зразы ему сделаю и пирог капустный
Аня заплакала. Мать ушла не оглянувшись.
Вечером Георгий сделал ей выговор: никаких подруг, никаких дежурств с коляской у магазина. Мать, доложившая зятю обо всем, стояла рядом и кивала, соглашаясь с тем, что тот говорил.
– Или что? – уточнила Аня.
Мать аж присела от ужаса.
– Она больше так не будет, обещаю. Я за ней прослежу, – кинулась она к зятю и начала его умолять: – Молодая еще, глупая, не понимает. Ничего, мы ее перевоспитаем. Одумается. Еще гормоны после родов играют. Надо потерпеть. Придет в себя – будет молиться, что ей такое счастье выпало.
Аня ушла к Антоше, больше не в силах слышать причитания матери.
Та через пять минут влетела в комнату и зашипела:
– Ты с ума сошла? Хоть понимаешь, что можешь на улице остаться? Или назад в Иваново захотела?
– Лучше в Иваново, чем здесь с ним, с вами всеми.
– Не пущу, так и знай. Придешь на порог – дверь не открою, – заявила мать. – О себе не думаешь, обо мне и ребенке подумай. Я только жить начала нормально. И Антоша. На какие шиши ты его будешь содержать? Ни работы, ничего. На мою пенсию рассчитываешь? Так не надо. Я ее на гробовые откладываю. Сиди и молчи. Радуйся, что в Москве живешь, ни в чем отказа не знаешь. Неблагодарная ты! – Мать ушла в слезах.
Наверное, она была права. Аня никогда не любила готовить. Не понимала каких-то вкусовых привязанностей. Она не умела наслаждаться вкусом, за что ее сложно было винить – денег им с мамой хватало лишь на самое необходимое, да и то – не всегда. Аня привыкла довольствоваться тем, что есть на тарелке. И на том спасибо, как говорится. Даже в ресторанах она думала не о том, какая красивая подача, а о том, чтобы побыстрее наесться. У нее никогда не возникало желания купить себе что-то вкусное, именно для себя. А что она, собственно, любила? Еда ее детства разнообразием не отличалась – или капуста, или картошка. Мясо по праздникам. Да, еще горох в виде супа, каши. Перловка тоже в том же виде. Пшенка. Перемороженная сайра, всегда вонючая. Самое дешевое подсолнечное масло.
– Анька у нас особенная, ей всегда вкусно, – смеялись подружки по съемной квартире. И это было правдой. Аня не знала понятия «вкусно, не вкусно». Еда есть, чего еще желать?
Почему она не научилась готовить? Потому что не из чего было учиться, не на чем: проросшая гнилая картошка, старая сковорода с несмываемым слоем нагара. Нельзя было выбросить сгоревшее или не съесть то, что лежит на тарелке. Черствый хлеб пускался на котлеты, прокисший кефир – на блины. Капуста не имела срока годности. Почернела – обрежь. Помидор подгнил с одной стороны – тоже обрежь. Еду нельзя выбрасывать. Все, что сгнивало, начинало плохо пахнуть, отдавали домашним животным, размачивая хлеб с плесенью в остатках старых щей. Кусок мяса, который варился не меньше четырех часов, но так и оставался дубовым, нежующимся, собаки съедали с радостью. Все выживали как могли. Не только животные, но и люди. Аня так и выросла в режиме выживания.