Попугаи с площади Ареццо

Шмитт Эрик-Эмманюэль

— Вы такая хорошая дочь! Вот если бы все такими были…

Когда Фаустина вернулась домой, Патрик встретил ее с ежедневником в руках: он хотел договориться о дне свадьбы.

Теперь план обретал конкретные очертания. Они выбрали 4 сентября, и Фаустина затанцевала по комнате, радуясь жизни. Патрику польстила ее радость, но он попытался вернуть ее к реальности:

— Может, и не стоит слишком веселиться, ведь организовывать свадьбу — такое сложное дело…

— Откуда ты знаешь, Синяя Борода? Из личного опыта? — И она указала пальцем на стол, где мерцал разноцветными огнями ноутбук Патрика, который разрывало от срочных сообщений. — Давай, дорогой главред, берись за работу, а я пока созвонюсь

с подружками.

И он сел к экрану, а она скрылась в комнате. Не успела она поделиться своим восторгом с подругами, как ее остановило одно сообщение:

Поздравляю, моя шлюшка, до меня дошли слухи, что ты сорвала крупный куш (я имею в виду твои жизненные планы). Дани.

С горящими висками, она весело напечатала:

Благодарю за поздравления, я их принимаю.

Через несколько секунд прилетел ответ:

Обожаю замужних женщин. Особенно если они слегка неудовлетворены. А с тобой явно так и будет.

Она в ответ настучала:

— Мне важно быть свободной.

— Свободной от чего?

— Свободной делать то, что я хочу.

— Например, спать со мной?

Она покусала губы, быстро оглянулась по сторонам и ответила:

Почему бы нет?

И в тревоге стала ждать следующего сообщения. Оно появилось через минуту, которая показалась ей невероятно долгой:

— Я уже тебе написал, что обожаю замужних. Это самые неуемные шлюхи.

— Не знаю. Я еще ни разу не изменяла мужу.

— Встретимся в «Синей луне» через двадцать минут.

Она рассмеялась. Каков нахал! Этот Дани не из трусливых. Кстати, из-за чего это мы с ним поссорились?

Ок!

Она быстро переодела белье, сунула в сумочку духи и вышла в гостиную.

Патрик работал, устроившись лицом к окну, за которым надрывались возбужденные попугаи, он сгорбился перед компьютером — идеальное воплощение трудолюбивого серьезного мужа.

— У тебя там много дел осталось, дорогой?

Не поднимая головы, он пробормотал:

— Часа на два. Это как минимум.

«Мог бы и посмотреть на меня, я ведь не служанка. Честно сказать, если бы он сейчас поднял голову, я бы не пошла».

— Тогда я пока выскочу, мне надо кое-что купить.

Она быстрыми шагами подошла к нему и погладила его по плечу:

— Я тебя люблю, милый.

Тут он все-таки поднял голову. «Ну слава богу!» Он прищурился и, схватив ее за руку, произнес:

— Я счастливый человек!

Фаустина поддакнула, хотя ее душил смех, но она сумела с ним справиться.

— Да, мой милый, так и есть. Наверно, даже самый счастливый на свете.

8

Когда автобус вылетел на площадь Ареццо, словно с силой пущенный шарик, мадемуазель Бовер съежилась на сиденье, закрыв лицо рукой, сердце у нее колотилось. Получится ли у нее все посмотреть и остаться незамеченной?

Она села в автобус только для того, чтобы посмотреть на то место, где раньше жила, взглянуть на окна своей бывшей квартиры. К счастью, в автобусе было всего два пассажира: она и какая-то женщина, которая спала на заднем сиденье, прикрыв лицо, поэтому никто не удивился ее странному поведению.

Поглядывая в щелочку между пальцами, пока автобус объезжал круглый сквер, мадемуазель Бовер осмотрела особняк Бидерманов, перед которым курили фотографы, слонявшиеся без дела в ожидании какого-нибудь удачно подсмотренного кадра.

Потом она думала посмотреть на кого-нибудь из семейства де Кувиньи, отца или детей, оценить, сильно ли их изменило горе. Зря надеялась! Когда автобус проезжал мимо их дома, ей пришлось резко отвернуться: она заметила массивный силуэт Марселлы, которая выносила мусор. Вдруг она увидела, что по другую сторону, под деревьями, муниципальный садовник с карликом и девочкой играли в петанк. «Какая наглость! — вздохнула она. — Наши налоги идут на то, чтобы они тут развлекались!» Едва она успела пробурчать себе под нос это замечание, как сама же себе и возразила: во-первых, кажется, она так злилась просто потому, что не могла вытерпеть, что кто-то здесь чувствует себя счастливым без нее; во-вторых, она заметила, что садовник весьма хорош собой. Почему она раньше не обращала на это внимания?

Сотрясая всеми своими железяками, автобус тронулся с площади Ареццо и поехал дальше по своему маршруту, погружаясь в более мрачные районы с серыми закопченными стенами.

Мадемуазель Бовер еще немного подождала, потом выпрямилась.

Одна пересадка — и она дома! Освоив схему маршрутов автобусов, трамваев, метро, она стала чувствовать себя царицей пересадок: в мозгу у нее без труда выстраивались планы поездок и формировались самые хитрые маршруты. Недавно наступившая бедность открыла для нее столько новых занятий, что у нее совершенно не было времени страдать. Как проехать по городу за несколько сантимов, пообедать за три евро — это давало ей пищу для размышлений. Каждый день ставил перед ней невероятные задачи: самой подстричься, самой покрасить волосы, выглядеть нарядно, если в бюджете нет денег на косметику, держать одежду в чистоте, не пользуясь дорогостоящей химчисткой, экономить на воде, газе, электричестве. У нее по-прежнему сохранилась навязчивая тяга к цифрам, но теперь она выражалась уже не в покупке жетонов казино и не в рулетке — они нынче записывались в маленький блокнот, который она всегда носила с собой: там она складывала, вычитала, считала пропорции, туда же вписывала идеи о том, как улучшить жизнь, не увеличивая затрат. Иногда она просто пьянела от счастья, когда придумывала способ сэкономить, — это состояние немного напоминало ее прежние радости: как и раньше, она вкушала радость борьбы, только теперь не с волей случая, а с нуждой.

Мадемуазель Бовер вышла на своей остановке — в Маду.

«Маду! Если бы мне прежде сказали такое…» Но вместо того, чтобы жаловаться, она забавлялась. Десятки лет район Маду казался ей совершенно абстрактным местом, просто за гранью существования, она никогда не была там, это было и ни к чему. Из какого, кстати, языка пришло название этой грязной брюссельской окраины? «Маду» — не из французского и не из фламандского… И вообще, это было такое место, куда нормальному человеку совершенно незачем забредать. Ну зачем буржуазной даме из района Иксель заходить за покупками в турецкую бакалейную лавку или в магрибский супермаркет? Но теперь мадемуазель Бовер обитала в этом лабиринте, у нее были здесь свои присмотренные места, и она каждый день заводила новые привычки.

Вместо краха у нее началась новая жизнь. Когда у нее было все, она ничему не знала цены. Сегодня каждая вещь, которую нужно было купить, заставляла ее раздумывать: а действительно ли ей это нужно? И нельзя ли найти это подешевле? На чем нужно будет сэкономить, чтобы это купить? Так, коврик для ванной из голубого искусственного меха на белой резиновой основе занимал ее мысли несколько дней; пусть он был уродливый — с этим она бы согласилась, — но ведь и стоил он всего несколько евро, обладал антискользящим покрытием, благодаря ему она не поскользнется на мокром кафеле в своей крохотной душевой. Конечно, он не вызвал бы восторга у гостей, осматривающих ее квартирку, но она никого к себе не приглашала, и осматривать там, собственно, было нечего, а вот сломать бедро в душе ей было абсолютно не по средствам. И она очень радовалась, когда наконец купила такой коврик в магазинчике Сезер. Теперь она удовлетворенно посматривала на свое лазурное приобретение не только когда собиралась мыться, а иногда и просто так, в середине дня, ради удовольствия, как заходят погладить домашнее животное, которое спит под дверью.