Попутчик

Два человека в этот страшный год,

Когда всех занимала смерть одна,

Хранили чувство дружбы. Жизнь их, род,

Незнания хранила тишина.

Толпами гиб отчаянный народ,

Вкруг них валялись трупы – и страна

Веселья – стала гроб – и в эти дни

Без страха обнималися они!1

– На днях видел как одна чёрная собачка в ошейнике выгуливает другую чёрную собачку,

но только поменьше и без ошейника. – Примерно с этих слов начался разговор двух незнакомцев в одном из вагонов плацкарта.

На улице занимался декабрь. В этом году зима встречала народ плаксивой погодой: дождь шёл вперемешку со снегом, под ногами постоянно было глубокие грязные лужи, в которые проваливались кожаные сапоги всех мастей, от чего люди непременно заболевали всяческими неприятными болезнями вроде насморка. Участь эта не миновала и Марицу Лазаревну, которая утирала платком свой красный нос, сидя на нижней полке.

В вагоне на удивление было пусто. Поезд не слишком-то поторапливался на своём пути с севера на юг страны, а люди всё выходили и выходили, но редко, кто заходил. Марица пропустила момент, когда к ней присоединился сосед. Пропустила она и то, как мужчина возился со своими вещами. Она подумала, что всё это наверняка из-за насморка и вообще у неё поднялась температура и голова плохо соображает.

Попутчик начал говорить без всяких приветствий. Он просто глядел себе в окно, а потом вдруг сказал:

– На днях видел как одна чёрная собачка в ошейнике выгуливает другую чёрную собачку, но только поменьше и без ошейника. Натурально, идут одна за другой по улице. Я главное огляделся, нет ли хозяина поблизости, но верьте мне – ни единой живой души на километр! Неужели такие разумные собаки бывают? Одна вся из себя важная шла впереди, а другая за ней семенила с таким видом, будто оторваться от своего вожатого приравнивается к смерти. И это точно не родственные друг другу собаки. Я в породах ничего не смыслю, но то, что они разные были могу сказать уверенно.

Голос у этого мужчины был похож на гудок чайника, когда тот вскипает. Марица заподозрила, что сосед ищет себе собеседника и кажется, уже нашёл его, в её же лице, предварительно не уведомив.

– И что же эти собачки? Куда они шли? – Марица интересовалась скорее из вежливости, хотя любопытство здесь тоже безусловно было, но не в отношении собачек.

Мужчина отвлёкся от разглядывания мелькающих в окне пейзажей и посмотрел на девушку. Взгляд его был прямым, и в нём что-то было, в этом самом взгляде – безмерная тяга к тому, чтобы всё знать о душе человеческой.

– У одной собачки – носик, у другой собачки – хвостик…2 – мужчина заулыбался, показав свои немного кривые зубы, – девочка одна стишок мне рассказала. Я люблю забавные песенки. А Вы? – брови поднялись дугой. Эта лёгкая весёлость свойственна людям в эйфории или лёгком алкогольном опьянении. Марица пыталась учуять запах спиртного, но безуспешно. В вагоне пахло прелыми листьями, хоть осень уже прошла.

– Мне по профессии положено, – скромно пролепетала девушка, комкая свой испачканный платок.

Незнакомец сощурил глаза, пытаясь изобразить недоверчивость, но выглядело это комично. Хмыкнув про себя, как бы подбирая варианты и делая выводы, мужчина выдал:

– Вы воспитатель в детском саду? В яслях?

Кашель стал прорываться наружу, потому Марица Лазаревна не сразу смогла ответить:

– Почти. Я учитель.

– И что же вы преподаёте? Математику, наверное. – На слове «математика» незнакомец сделал упор, выделив особенной хитрой интонацией.

– Вовсе не математику. Я преподаю русский язык и литературу в старших классах. – Слегка оскорбилась Марица Лазаревна.

Тут мужчина собрал рот в сморщенную горку и слегка выпятил нижнюю губу. Так делают большие обезьяны, если о чём-то начинают крепко думать. Попутчик открыл рот и стал говорить, но уже тихо, что-то себе под нос, самым низким в мире басом:

– Знавал я много художников в мире словесного искусства. Мне нравился один талантливый поэт – Константин Васильевич. 3 Его «Нарспи» – милое создание человеческой натуры, которую я так стремлюсь познать.

О мой бог, мой добрый пюлех,

Ты зачем мне душу дал,

Коль ни в чём бедняжке юной

Счастья-доли не послал?4

После этих слов незнакомец посмотрел на Марицу в упор, будто каждая буква у неё на лбу выведена алым. Учительнице даже показалось, что голос прозвучал не из мужчины, а в её голове, и она уже понемногу сходит с ума от жара. Она с трудом открыла окно, но свежий воздух так и не соизволил войти в душный вагон. Попутчик сбросил тоскливое выражение лица, и резко приободрился, вновь начал вещать, на этот раз более радостно:

– Витезслав Галек5 был, одно время мне нравился: такой лёгкий и оптимистичный был поэт! Настоящий философ, хоть и недоучка. Бросил учёбу, несмотря на то, что я его сердечно умолял, а он ни в какую. С ним тоже пришлось расстаться. Спустя долгое время я познакомился с Фланнери О’Коннор6. Прелестная женина. Эдакая южная готика. Могла говорить о вере в Бога сколь угодно. Мне были интересны её догадки, впрочем, не такие уж далёкие от истины, потому-то диалоги у нас случались долгие. Мне и русские были по душе, например, Аркадий Хайт7

Конец ознакомительного фрагмента.