Попутчик
Шрифт:
Ее губы надуваются, а мой член дергается под ней. Я все еще хочу выебать из нее эту сладость и наполнить своей темнотой. Хочу брать ее, пока у нее не перестанет биться сердце для кого-то, кроме меня, пока у нее не исчезнет чувство вины или сожаления о людях, которых мы убиваем, чтобы наши сердца бились вместе.
Я хватаю ее за подбородок и целую.
— Как далеко он успел зайти? — Я боялся спросить, потому что не думаю, что смогу справиться с ответом, но мне нужно знать, отрублю ли руки этому ублюдку, прежде чем похороню его.
Она качает головой.
— Только запустил руку мне в штаны.
Одна рука, которую отрублю
Ее киска моя.
Делаю глубокий вдох, останавливая шквал собственнических мыслей. Я должен отпустить ее. Должен подавить свою потребность обладать ею, прежде чем мы оба окажемся мертвыми или в тюрьме.
— Я знаю, что ты будешь бороться со мной из-за этого, зубами и гребаными ногтями, но ты не можешь остаться со мной, Селена. — Я касаюсь ее лица. — Знаю, что ты хочешь, и я тоже этого хочу, но нельзя. Я думал, ты должна бояться волка, но есть хищники и покрупнее меня. Я должен обеспечить твою безопасность. Это единственное, что я пообещал себе, что сделаю, и это единственное, от чего не собираюсь отступать.
Она качает головой.
— Нет, я не принимаю это дерьмовое оправдание, чтобы избавиться от меня.
— Это не дерьмовое оправдание, кролик. Дерьмовые оправдания — это то, что я придумывал себе, чтобы оправдать то, почему ты со мной. Ничто из этого не является гребаной игрой. Я не вижу сценария с хорошим концом для тебя, и не понимаю, как ты этого не видишь.
Я снимаю ее со своих колен. Даже в гневе не хочу причинять ей такую боль. Встаю и возвышаюсь над ней. Когда срываю с себя футболку, я обнажаю мозаику в основном тюремных татуировок — хронологию насилия и ненависти. Я указываю на пучки рубцовой ткани на моем животе и спине от множества ударов ножом. Я в беспорядке, не только внутри, но и снаружи.
Она может видеть зло на моем теле.
— Что еще обо мне тебе нужно увидеть, чтобы понять, что тебе нужно бежать? Это небезопасно. Со мной небезопасно. — Мои слова кусают, но она отказывается отступать.
Хватаю ее за руку и тащу в спальню. Она старая, но, по крайней мере, в ней есть кровать. Я сажаю ее, и она смотрит на меня своими большими глазами.
— Что я должен сделать, чтобы ты меня возненавидела?
— Ты ничего не можешь сделать, Лекс, — говорит она невыносимо спокойным тоном, несмотря на то, что не знает в полной мере, на что я способен. Она так много видела, но, похоже, все еще забывает.
— Тебе нужно сказать, — рычу я. Она нужна мне, потому что не могу ее ненавидеть. Если бы мог, все это не было бы так сложно. Высадил или убил, как будто она ничего не значит, и сейчас бы был один.
Но она значит все.
Она вызывающе складывает руки на груди.
— Ну, я не буду.
Я перелезаю через нее и кладу руку ей на горло. Она хнычет, когда сжимаю его.
— Что, если я трахну твою киску? Что, если ворвусь в тебя, как хотел с того момента, как увидел?
Она качает головой. Ее губы поджимаются, и понимаю, что обидел ее.
Я сжимаю ее горло сильнее.
— Что, если я трахну твою задницу и не остановлюсь, когда это заставит тебя плакать от боли?
— Нет. — Она напрягается, чтобы выговорить это слово.
Гнев поднимается во мне, поджигая мою кожу огнем. Она так чертовски
Меня это бесит.
— Ненавидь меня, кролик! — Я кричу, когда расстегиваю молнию на джинсах и вытаскиваю свой член. Ложусь на неё, прижимая тепло моего члена к ее обнаженной коже. Она хнычет. — Блядь. Ненавидь. Меня.
— Нет, — она напрягается под моим весом.
Я борюсь с контролем, когда мне это нужно больше всего. Бью кулаком рядом с ее головой.
— Отлично. Я устал пытаться сделать это сложнее, чем нужно. Для тебя это закончится здесь. Ты не поедешь со мной. Вот и все. С этим не поспоришь. Больше не нужно пытаться облегчить тебе задачу отпустить меня. Отвезу тебя на автобусную остановку. — Я чувствую, как скручивает мой желудок с каждым словом.
Вот и все. Ради нее. Ради меня. Ради нас.
Так и должно быть.
Я сползаю с нее и отказываюсь смотреть ей в глаза.
— Готовься к выходу, Селена.
Я бы хотел, чтобы она поняла, что у меня нет выбора. Ни у кого из нас. Я не заслуживаю того, кто так упрямо хочет оставаться рядом со мной. Но не могу оставить ее. И никогда не смог бы удержать ее.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Пикап стоит на холостом ходу неподалеку, пока я иду по длинной дороге, ведущей прочь от дома. Он подползает ближе, только когда забегаю слишком далеко вперед. Я устала от того, что меня отталкивают. Я могу принимать свои собственные решения и страдать от последствий своего собственного выбора. Но он не может этого понять.
— Давай, Селена, залезай.
— Я не сяду в машину, Лекс. Ты хочешь, чтобы я ушла, и я не буду сидеть рядом с тобой, пока ты избавляешься от меня.
— Я не позволю тебе уйти отсюда одной. Помнишь, что говорил о здешних хищниках?
Я закатываю глаза.
— Да, есть хищники похуже тебя. — Я усмехаюсь. — Думаю, я рискну. Может быть, меня возьмет кто-то, у кого нет проблем с обязательствами.
Пикап резко останавливается рядом со мной.
— Боже, твой возраст сказывается. У меня нет проблем с обязательствами.
Я поворачиваюсь на каблуках, чтобы посмотреть на него, темнота начинает окутывать нас, когда солнце садится.
— Мой возраст? Пошел ты. — Мои шаги снова поднимают пыль. Фары освещают мою спину и отбрасывают длинную тень передо мной.
— Меня это не устраивает. Но это то, что должно произойти, — перекрикивает он звук двигателя.
— Тогда пусть это случится! Пока! — Я признаю, что эта вспышка показывает мой возраст, но мне уже все равно. Все это не имеет значения. — Не называй себя хищником, когда не можешь справиться со своей добычей.