Попутчик
Шрифт:
Как винт, закручивающийся в мое сердце, больно говорить ей такие вещи, но если мне придется немного пострадать, чтобы она была в безопасности, так тому и быть.
Я проходил через худшее.
Хватаю мужчину за руки и тащу его в заднюю часть салона. Смотрю на парня и удивляюсь, откуда он взялся и куда направляется. Жаль, что не расспросил о нем больше. Может быть, это удержало бы меня от того, что сделал. Но большая часть меня знает, что это не имело бы значения. Я бы все равно убил его, даже если бы к его телу была привязана предыстория. Теперь это просто тело, от которого я должен избавиться, потому что позволил
Потому что я прислушался к мольбам доброго маленького кролика.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Ничто в сегодняшнем вечере не должно было меня удивить. Лекс непредсказуем. Он всегда был непредсказуем, но удивил меня, когда позволил Джейми наблюдать за нами. Однако меня не удивило, когда он пришел в себя и убил его. Это был маятник, момент удовольствия перед убийством человека.
Хлопает задняя дверь, и я иду к раковине, чтобы смыть с себя все. Мое освобождение, Лекса, чувство вины. Я даже не думаю о ключе на столе, пока не вытираюсь и не возвращаюсь к своим выброшенным джинсам. Надеваю штаны и смотрю на брелок от Ford.
Хватаю ключ и застегиваю джинсы, вспоминая тепло прикосновений Лекса. Я хочу уехать. Ну, часть меня. Остальная часть разорвана. Моим инстинктом должно быть бежать, бежать так быстро, как могу, но иду медленно, с колебаниями в каждом шаге.
Мой инстинкт притупился.
Вперед.
Остаться.
Вперед.
Я спорю в своем уме. Проиграла все, что произошло. Первый угон машины, Лекс чуть не продал меня за кусок пластика, Лекс приказал моему мужу трахнуть меня. Но также помню, как Лекс убил мужчин за то, что они подняли на меня руку. Помню все случаи, когда он выталкивал меня из моей зоны комфорта и заставлял чувствовать себя лучше, чем когда-либо чувствовала. Я была такой живой с того момента, как он сел в мою машину и сказал мне ехать.
Мне нужно принять решение. И я должна сделать это сейчас. Я хватаю пистолет Лекса и берусь за ручку двери.
Я похлопываю лопатой по горке земли и вдыхаю влажный ночной воздух. Несу лопату обратно к хижине и пытаюсь все обдумать. Хочу ли я, чтобы Селена ушла? Абсолютно нет. Думаю ли я, что она должна? ДА. Раньше думал, что она не была в безопасности от всех остальных, от других людей, которые готовы причинить боль такой женщине, как она, но это не те люди, которые причинили ей боль.
Это был я. Снова и снова.
Я похитил ее. Пытался обменять на гребаное удостоверение личности. Игнорировал каждое «нет» и подталкивал ее, пока это не стало «да». Заставил ее убивать ради меня и совершать грабежи.
Мне нужно, чтобы она ушла. Ей нужно сбежать и быть кроликом — блаженным, счастливым и свободным. Ей больше не нужно быть в моей клетке. Теперь у нее есть все, что нужно, чтобы выжить.
Чтобы спастись от самых крупных хищников.
Я прислоняю лопату к заднему крыльцу и захожу в темный домик. Еще до того, как добираюсь до гостиной, вижу, что столешница пуста. Я выдыхаю с болезненным облегчением. Она, наконец, ушла. Открыла свою клетку и сбежала.
Боль в моем облегчении исходит от того, насколько я чертовски потерян без нее. Она была всем, что знал с тех пор, как сбежал из тюрьмы. Почувствовал это впервые за очень долгое время, может быть, даже за всю свою жизнь. Я был счастлив с ней.
Но мне не позволено оставаться счастливым. Я этого не заслуживаю.
В то время как сбежал из тюрьмы физически, не мог сбежать из тюрьмы в своем уме. Это пожизненное заключение, и я никогда не буду свободен от этого, даже если самое освобождающее лежит подо мной. Нет никакого способа отключить то, кто я есть. Даже ради нее.
Я посылаю кулак в стену у задней спальни, а затем еще один. Животный крик, смешанный с разочарованием, которое заслуживаю почувствовать, вырывается из моего горла. Я думал, что смогу отпустить ее. Когда сказал ей ненавидеть меня в лесу, бросить меня, какая-то часть меня знала, что она этого не сделает, но теперь она ушла, и я не могу с этим справиться.
Тоска превращается в гнев. Лексингтон поднимает свою уродливую голову, пытаясь обвинить Селену в том, что произошло. Винить некого, кроме него.
Меня.
Все, о чем я могу думать, это схватить свой пистолет. Не знаю, что буду делать, когда это будет у меня в руках, но не хочу делать ничего из этого без нее. Я не могу.
В тот момент, когда прохожу через гостиную, слышу звук затвора моего пистолета. Я поворачиваюсь на звук и вижу Селену, которая смотрит на меня за серебристой бочкой. У меня вырывается вздох облегчения, но он длится недолго, когда я вижу весь гнев на ее лице. Ее глаза жесткие и чужие. Ее губы сжаты в тонкую линию.
— Что это, кролик? — Спрашиваю я, когда она кладет палец на спусковой крючок. Эта девушка никогда не держала в руках оружие, и я не боюсь, что она охотно выстрелит в меня; Боюсь, что она случайно выстрелит в меня, пытаясь надуть свою красивую маленькую грудь.
— Меня чертовски тошнит от того, как ты со мной обращаешься, — рычит она.
Это не то, как нормальные пары ведут этот спор. Но мы не нормальные.
— Ты не собираешься стрелять в меня, кролик.
Я тянусь к стволу, но она отводит его от меня и нажимает на курок. Я не подпрыгиваю, но она не привыкла слышать выстрелы и чуть не выпрыгивает из кожи при звуке. Щепки дерева отрываются от отверстия в стене и падают на землю.
— Ты не убийца, — говорю я со смехом.
Ее руки дрожат, когда она снова наводит на меня пистолет. Ее палец дрожит на спусковом крючке. Эта девчонка, блядь, собирается случайно выстрелить мне в голову. Я даже не могу схватить бочку, потому что она такая чертовски шаткая.