Попутчик
Шрифт:
Кажется, в этот миг прозрения и понимания собственной уязвимости она даже позабыла про висящие тяжким грузом узы, которые намертво связали ее с остальными тварями. Саламандра больше не обращала на них внимания, потому что угроза ее собственной жизни оказалась очень реальна: стоило только допустить жалкую козявку к шее! И она, как никто сейчас, знала, что очень близка к проигрышу.
Многочисленное воинство, почувствовав неуверенность вожака, тоже растерялось и как-то неуверенно отшатнулось от стен. Те, кто успел взобраться наверх, с несчастным видом начали вдруг озираться по сторонам, будто не представляли себе, каким образом их занесло на такую верхотуру. А главное — зачем?! Те, кто в этот момент пытался разорвать чье-то податливое горло, начали испуганно пятиться. Оставшиеся
Разношерстная армия, внезапно взвыв на сотни голосов, окончательно смешалась и наконец рванула в разные стороны, давя друг друга, пихаясь, толкаясь, топча и стараясь как можно скорее добраться до спасительных деревьев. Замешкавшихся питонов просто вмяли в землю, жуков старательно огибали, потому что сочащийся из их жвал яд был покрепче «Золотой пыльцы». Богомолов безжалостно разогнали, да они и не особо сопротивлялись. Мелких кошек вынесли на себе, кого-то разорвали в клочья, кого-то оставили погибать под стенами злосчастной крепости, кому-то досталось несколько колючих жал под испуганно поджатые хвосты…
Но тут бешено взревели три оставшиеся хмеры, и паническое бегство приостановилось.
Таррэн с досадой поджал губы: а эти кошечки будут поумнее медведиц. Еще ни разу не приблизились настолько, чтобы он смог достать их стрелами. Держатся вместе, тесной стаей, грамотно прикрывая друг друга и умело скрываясь среди густого переплетения ветвей. Если они сумеют взять узы в свои лапы, заставе придется туго: тварей все еще оставалось немало, с запада снова подтягивается какая-то подозрительная темная туча — слишком быстро, чтобы быть обычной. Плюс выжило много летунов из первой волны, часть ползающих тварей тоже воспрянула духом. Надо что-то делать. Тем более что у Белика скоро начнутся серьезные неприятности.
Он с замиранием сердца следил за сумасшедшими прыжками Гончей, что металась по загривку обезумевшей саламандры подобно дикому коту. Белик скакал, перепрыгивая с пластины на пластину, будто танцевал какой-то странный танец. Временами падал, пропуская над собой шипастый хвост, которым огнедышащая тварь орудовала на удивление ловко, а затем снова вскакивал и мчался вперед, постепенно, шаг за шагом, очень медленно, но все же продвигаясь к вожделенной цели. Если малыш не удержится, если сорвется, попадет под прямой удар или, упаси боги, под струю жидкого огня, вырывающегося из раззявленной пасти с завидным постоянством, никакие маги не спасут, никакая броня не убережет: слишком неравны силы. Но он как заведенный неистово метался из стороны в сторону и упорно шел вперед.
Вот наконец сумел подскочить высоко, чтобы уцепиться за костяные гребни на затылке саламандры. Мигом подтянулся, проворно поджал ноги, избегая чиркнувших под ними хвостовых шипов. Снова подпрыгнул, изгибаясь как настоящая змея и пропуская очередной удар. Опасно покачнулся, пригнулся, едва удерживая хрупкое равновесие и балансируя, словно акробат на канатах. Выругался наверняка, хотя слов с такого расстояния не слыхать. Затем все-таки выхватил оба эльфийских клинка, отчаянным рывком взметнулся на самый верх, в сотый раз уходя от мощного хвоста, и со всего маху загнал свои серебристые молнии точно под крохотное ушное отверстие: сак’раши — чуть правее, с’сирташи — левее.
Оба пылающих клинка вошли в чешую, как нож в масло, и без всяких усилий пропороли неподатливую плоть. Вместе с позвонками, жилами и всем остальным.
Саламандра вздрогнула и как-то странно осела.
— Есть! — восторженно выдохнул Муха, бесцеремонно пихнув темного эльфа локтем. — Он ее достал! Ты видел?! Малыш ее достал!
Белик облегченно перевел дух и прижался всем телом к стремительно краснеющей чешуе. Пользуясь кратким мигом неподвижности ошеломленной внезапной болью саламандры, он начал потихоньку сползать вниз. Медленно и осторожно, боясь поскользнуться. От внезапного рывка могучего тела несильно вздрогнул, изо всех сил вцепился в костяные наросты и прижался, чувствуя, как содрогается под ним громадная ящерица. Затих ненадолго. А саламандра вдруг бешено взревела, завертелась на месте, мигом разбросав в разные стороны уставших Гончих, стряхнула с задней лапы надоедливую хмеру, ошалело потрясла головой, словно пыталась прогнать противных мушек перед глазами. После чего подпрыгнула, взвыла снова и вдруг со всех ног помчалась в сторону примолкшей заставы, будто решила напоследок хотя бы своим телом проломить в ней брешь. Однако, не дойдя всего пары десятков шагов, снова взвыла от ставшей нестерпимой боли в израненной шее, покосилась налитыми кровью глазами на дерзкую козявку, которая снова умудрилась взобраться на самый верх и теперь со всей мочи давила на вошедшие до упора мечи, что причиняли так много неприятностей. Но затем внезапно прищурилась и, нехорошо ощерившись, махнула тяжелым хвостом.
На этот раз — точно: Белик, не успев даже пикнуть, кубарем скатился с залитого кровью загривка и стремительно полетел вниз, грозя насмерть расшибиться о камни. Но упасть на землю саламандра ему не позволила. Извернувшись всем телом, тварь перехватила его прямо в воздухе, цапнула широкой пастью и, уже пошатываясь от слабости, мстительно сомкнула челюсти.
Люди содрогнулись, почти расслышав жуткий хруст, а у Таррэна что-то оборвалось внутри.
Однако саламандра на этом не успокоилась: с трудом держась на ногах, обливаясь кровью, она все-таки сумела заставить наглого смертного пожалеть о своей дерзкой попытке — глубоко вздохнув, разумная ящерица на мгновение замерла, странно захрипела, а затем мощно выдохнула прямо сквозь сомкнутые зубы. За неудачную атаку, за проваленный и такой славный план, который непременно бы увенчался успехом, если бы не эта козявка, за долгий месяц подготовки, за погибших «рядовых», за все неудачи, что только были…
Белик даже не дернулся, когда его со всех сторон охватило горячее пламя. Кажется, он вообще уже не дышал, потому что выжить под чудовищным прессом из могучих челюстей, усеянных к тому же острейшими зубами, было просто невозможно. Он не видел побелевших как полотно лиц боевых товарищей, не услышал горестного вскрика дядьки, не заметил взвывших от ужаса Гончих и яростно поднявшуюся на дыбы Траш… ничего уже не видел. Только слабо дрогнул в гигантской пасти и окончательно обмяк, свесив натруженные руки меж длинных клыков и бессильно уронив голову.
Он не дернулся и тогда, когда бешено взревевшая хмера в гигантском прыжке сумела-таки дотянуться до горла ненавистной твари и с хрустом сомкнуть железные челюсти, заставив саламандру истошно завыть и выплюнуть искореженное тело из пасти. Не почувствовал короткого полета в никуда, не видел стремительно приближающейся земли и, кажется, даже не понял, что за неведомая сила перехватила его снова. Прямо на лету, не дав упасть и разбиться об острые камни. Но сделала это очень бережно, обхватила, обняла и со всей доступной скоростью понесла прочь. Туда, где был долгожданный покой.
Над притихшим полем раздался многоголосый стон.
Откуда-то сверху жалобно закричал Карраш, который с усилием нес свою ношу, но упорно сжимал когтистые лапы. Сбив крылом какую-то крысу и злобно огрызнувшись на прыснувших в стороны мышей, он быстрее молнии понесся домой, неся с собой потерявшего сознание, а скорее всего — погибающего хозяина, которого смог так удачно поймать в воздухе.
Гончие судорожно выдохнули, в подробностях наблюдая за агонией своего вожака, но времени на сожаление не было. Зная, чем заканчивается соприкосновение эльфийского «проклятия» с местной нечистью, они отшатнулись, отпрыгнули и поспешили оставить между собой и издыхающей ящерицей как можно большее расстояние. Белик уже далеко, здесь ничего не изменить и не исправить, о нем теперь есть кому позаботиться, но родовые клинки эльфов сейчас так жахнут, что сметут с земли все, что окажется ближе сотни шагов. Даже их. Поэтому суровые Стражи попятились, не отрывая горящих ненавистью взглядов от корчащейся в судорогах саламандры, до скрипа сжали челюсти и, стараясь не думать о том, жив ли еще их юный вожак, с максимально возможной скоростью кинулись к заставе.