Попутчик
Шрифт:
— Ну, как знаете, — коротко хохотнул воин и отвернулся. — Только вид у вас для него — самый подходящий! Прошу прощения, если обидел, но это сущая правда. Вы сейчас очень похожи… гы-гы… на местных.
Эльфы переглянулись, по достоинству оценили местами дымящиеся, в бурых и черных пятнах доспехи, посеревшие от пыли лица, на которых сверкали только зеленые глаза, заляпанные перчатки, обилие кровавых отпечатков по всему телу (особенно много — на груди и животе, где было легче всего прихлопнуть назойливых гадов), стряхнули подозрительные липкие ошметки с плеч и… одновременно ухмыльнулись. Да уж, хорош видок: прямо хоть на прием к владыке собирайся. Только верительных грамот и официального приглашения не хватало, а так — замечательный костюмчик. Как раз для того сумасшествия, что
Таррэн утер зудящее лицо и внимательно огляделся.
Да, все живы и, как ни странно, вполне здоровы. Из людей не пострадал никто, даже рыжий нахал, умудрившийся не получить ни царапины, хотя в силу дурного характера явно побывал в самой гуще быстротечной схватки: вон как броню покорежило! Аж переодеваться отправили, потому что эта груда железа, еще полчаса назад бывшая неплохой кольчугой, больше ни на что не годилась.
Ирбис, как всегда, невозмутим, словно сытый удав. Молот ковыряет в зубах обломком чьего-то меча. Сова о чем-то разговорился с магом. Аркан с любопытством рассматривает раздавленную кем-то стрекозу, предусмотрительно держа ее за порванное крыло. Урантар следит за ним с понимающей усмешкой. Остальным до чужаков нет никакого дела. Зато Литур просто сияет. Ну и славно, что прижился, не то было бы обидно одолеть проклятую тропу и не найти здесь понимания. А так и наследство от отца сказалось, и хорошие руки свою роль сыграли, и Белик помог…
Эльф машинально перевел взгляд на притихший лес и снова почувствовал смутное беспокойство. Как он там? Живой? Не ранен? Как ни странно, но этот пронырливый стервец ему действительно нравился. Вернее, вызывал жгучее любопытство и ничем не объяснимый интерес. С трудом верилось, что именно он вот уже несколько лет является вожаком непримиримых Гончих. Тех самых свирепых Гончих, которые даже воеводу откровенно игнорировали, а перед ним почему-то покорно склоняли буйные головы.
Ну да, на самом деле Белик вовсе не юн. Да, не мальчишка и даже не подросток. Да, жил рядом со Стражами с самого рождения и носил в себе кровь не одного поколения воинов. В последние двадцать лет безвылазно охотился в смертельно опасных пределах и, надо признать, немало в этом преуспел. Само собой, с годами он сильно изменился. У него появились немалая сила, ловкость и просто фантастическое проворство. К тому же его уважают. Иногда даже побаиваются. Причем Траш не имеет к этому никакого отношения. Еще он превосходный боец, прекрасный лгун, просто отличный убийца и совершенно бесподобный источник всяческих подстав и откровенных гадостей, которые всю дорогу сыпались на их головы одна за другой, включая последнюю шутку с узами, от которой темного эльфа до сих пор передергивало.
Да, он попортил им немало крови, но все же есть в Белике что-то такое, что заставляет в его присутствии ощутимо нервничать и невольно оглядываться по сторонам. Будто на людной площади, когда ты стоишь в толпе, ловишь со всех сторон загадочные взгляды и долго не можешь понять почему. А потом вдруг обнаруживаешь, что не застегнул ширинку, и в смущении отводишь глаза. Так и с Беликом: все время ищешь какой-то подвох. Есть в нем что-то неуловимое — в запахе волос, в посадке головы, в форме скул и губ, в пронзительных голубых глазах, наконец, от которых каждый раз начинает тревожно екать сердце, а у Литура и вовсе пропадает дар речи и исчезает всякое желание спорить. Что-то настолько слабое, незаметное, что кажется просто фантазией, причудой, выдумкой, но полностью избавиться от этого странного чувства никак не удается.
Что-то в Белике сильно не так. И чем дольше Таррэн на него смотрел, чем больше узнавал, тем сильнее в этом убеждался, вот только никак не мог сообразить, что же именно не в порядке. Литур, конечно, знает, но никогда не скажет — это очевидно. Урантар знает тоже, но у этого вовсе ничего не выпытаешь — осторожный, зараза. Гончие, разумеется, в курсе, но к этим так просто не подойдешь: загрызут и не поморщатся. Остальные Стражи если и знают, все равно будут делать вид, что не понимают сути вопроса, что оглохли, ослепли и вообще ни при чем, потому что им явно намекнули, чтоб держали язык за зубами. Сам слышал от Кузнечика. А Траш и Карраш, испытывающие к теряющемуся в догадках перворожденному хоть какую-то приязнь, как назло, не умеют разговаривать.
И что же тогда остается?
Остается докапываться самому и надеяться, что Белик — эта коварная и скрытная Гончая, которую хочется то удавить на месте, то расцеловать в обе щеки, — в один прекрасный день наконец-то станет понятным и ясным, как божий день. И что это открытие не заставит сожалеть о своей настойчивости одного любопытного, упорного, но уже уставшего от бесконечных загадок эльфа, который в последнее время не только уделяет слишком много внимания некоему хамоватому и не терпящему его пацану, но вдобавок стал чересчур много думать, вопреки собственному утверждению, о нем же и старательно избегать ехидного шепотка внутреннего голоса, что уже который день злорадно напоминает про этот нездоровый интерес.
«Я точно схожу с ума, — мрачно подумал Таррэн, тщательно растирая виски. — Интересно, это только со мной что-то неладно или Элиар так же чувствует к Белику… Тьфу! Что ж за напасть-то?! Надо завязывать с этим, иначе ничем хорошим я не кончу… Боги! Нет, так нельзя. Наверное, надо выпить, а то еще немного — и начну забывать, кто я и для чего сюда пришел. Все, больше никаких уз. Ни за что, потому что они слишком прочно внедряются в голову. Скоро начну на расстоянии определять, где находится этот пацан, будто на мне до сих пор висят эти проклятые ниточки. Уже начинает казаться, что он совсем близко…»
— Идут! — неожиданно ворвался в беспокойно мятущиеся мысли чей-то напряженный голос. — Внимание!
Темный эльф почти благодарно взглянул на Муху, только что давшего ему благовидный предлог отложить тревожные размышления на потом. Тряхнул растрепанной головой, окончательно приходя в себя, выпрямился и, расправив плечи, глубоко вздохнул. Ну вот, так гораздо лучше: никаких догадок, никаких сомнений и никаких глупых домыслов. Все просто и понятно: там — они, а тут — мы. Долой чужаков, наших бьют… и все такое прочее. Дело за малым — перебить всякую нечисть и со спокойной совестью провалиться в крепкий сон, потому что во сне, как известно, приходят ответы на многие важные вопросы. А еще там не бывает никакой раздвоенности и непонятных, необъяснимых и совсем уж дурацких желаний, от которых наяву отчаянно горят уши и нередко темнеет в глазах.
— Да что же это? — прошептал кто-то рядом с эльфом, заставив его мигом забыть о недавних думах. — Откуда взялись? Как они могли?! Так быстро?!
Таррэн вздохнул и быстро подошел к краю, чтобы выяснить, кто на этот раз придет за их жизнями и попытается штурмовать каменную крепость. В тот момент он даже не обратил внимания на невероятно напряженную позу Мухи, не заметил судорожно вцепившегося в ограждения второго Стража, в задумчивости не увидел, как меняются лица остальных Сторожей вокруг и как нервно кусает длинный ус встревоженный воевода. Не увидел испуганно округлившихся глаз высунувшегося из своего убежища Карраша, широко распахнутых глаз обоих светлых сородичей, на лицах которых вдруг отразились неуверенность и несвойственная им растерянность. А потом поднял взгляд выше и буквально обмер от странного ощущения: показалось, на него тысячами горящих глаз уставилась сама Ледяная богиня.
Он сперва не смог осознать всего величия того, что довелось так внезапно узреть. Не смог охватить заметавшимся в панике разумом ту устрашающую картину, что открылась его глазам. И не сумел, к своему стыду, мгновенно оценить жутковатое великолепие, смотрящее на него миллионами новых огоньков. Потому что это было слишком страшно, нереально, неправдоподобно. Будто идешь по обычной пустынной дороге, ни о чем не подозреваешь, заносишь ногу для следующего шага, а под ней вдруг разверзается бездонная пропасть, в которую ты уже почти ступил. Ты еще качаешься, не веря сам себе, надеешься, что это просто сон, силишься понять, как же такое могло случиться и где же ты ошибся, но никак не успеваешь. Просто не можешь ни о чем думать. А потом с воплем проваливаешься в никуда и не знаешь, сколько времени продлится эта агония.