Попытка говорить 1. Человек дороги
Шрифт:
Поцелуй.
Так это смотрится со стороны.
А изнутри… мой Двойник, получив кусочек свободы, впивается в губы Двойника Желлан. Вокруг с беззвучным торжествующим рёвом вскидывается Мрак. Третья защитная оболочка трещит изнутри – и лопается. Звенят, раскатываясь по доскам, звенья золотой цепи. Искусство ламуозаставляет наши мысли, нашу память, наши ощущения на одно сияющее мгновение слиться – и не разобрать уже, кому принадлежит эта жажда, а кому – этот страх, кому вот эта мучительная, но сладостная похоть, а кому – отравленная жалость…
Ещё
– Прощай, Желлан.
– Прощай, Рин.
Ухожу, не оглядываясь.
Слёзы – не кровь, однако я чувствую их запах едва ли не острее. Вот только даже ради спасения собственной жизни я не могу сказать, кого сейчас оплакивает бывшая наставница. Кого… или что. Слишком много причин, слишком много игл, пронзающих душу насквозь…
А вот мои глаза остаются сухими.
Проснувшись среди ночи, я обнаруживаю, что из-под век медленно сочится солёная влага.
Бывает.
А ведь уже лет пять прошло, не меньше. Мне даже казалось, что я похоронил этупамять так глубоко, что никогда больше не… почему именно сейчас? Что вытолкнуло на поверхность именно ту веранду, те ленивые звуки и запахи, то расставание, которое лишь чудом (старательно мною подготовленным) не обернулось смертельной схваткой?
Мрак!
Чтобы прогнать непрошеные мысли, я до самого утра, старательно сконцентрировавшись, возился с подаренной те-арром Сейвелом фибулой.
Более никаких незапланированных происшествий с нами в Зубце не случилось. Если кто-либо следил за нами одним из множества возможных способов, то я этой слежки не чуял. Хилла молчала, изредка и тайком бросая на меня взгляды, расшифровать значение которых я не брался. После довольно скверного ночного отдыха мой интерес к окружающему миру вообще стал на редкость конкретен и, чего уж таить, скудноват.
Итак, вперёд, в Эббалк, в трактир Одноглазого. На встречу с гипотетическим и, возможно, недружественным родственником Лады по прозвищу Гонец.
До восточных ворот сего населённого пункта мы добрались быстро. А вот найти трактир Одноглазого оказалось задачей непростой. Похоже, горожане – сплошняком, от солидных матрон до уличных мальчишек – болели тяжёлой формой спеси. Это довольно распространённая во многих столицах хворь, проявления которой сколь разнообразны, столь и неприятны.
К счастью, инкубационный период данного заболевания довольно велик: столичная спесь редко проявляется в открытой форме раньше, чем инфицированный проживёт в неблагоприятных условиях крупного города лет пять…
А если без шуточек, то жители Эббалка с упорством, достойным лучшего применения, не желали отвечать на задаваемые мной вопросы. То ли светло-русые волосы в здешних краях считались признаком врождённого слабоумия, то ли меня из-за потрёпанной и грубо заштопанной походной одежды принимали за жаждущего подаяния нищего, то ли этой необщительности были какие-то иные причины. Но – факт: я не мог выяснить, где располагается трактир Одноглазого, битых полчаса. Приезжие, готовые со мной пообщаться и которых вокруг тоже хватало, о местоположении этого заведения понятия не имели. Третья же категория населения, которой можно было бы задать всё тот же вопрос (я о патрульных городской стражи и других представителях власти) в поле зрения, как назло, отсутствовала.
По истечении получаса твердить одно и то же, как попке-дураку, мне окончательно остое… надоело, короче. Я решительно сцапал за ворот сутулого субъекта, чей нос своим цветом выдавал обширное знание топографии местных трактиров и пивных, после чего, наплевав на его слабые возмущённые трепыхания, спросил, используя гипнотический голос Двойника:
– Где в Эббалке находится трактир Одноглазого?
– Ы-ы… – протянул пьянчужка, пока подчиняющий волю импульс перетряхивал содержимое его головы, наводя хоть какое-то подобие порядка. – Одноглазого… Во! В трактире "Серп и сноп" у хозяина одного глаза нет!
– И где этот самый "Серп и сноп"?
Не меньше минуты жертва моей настойчивости рассказывала, как попасть в искомое заведение. И только потом выяснилось, что "Серп и сноп" находится на другом конце города.
– Не то. Трактир Одноглазого у восточных ворот. Неподалёку отсюда. Знаешь, где?
– Ы-ы-ы… ну-у-у… это, может, вам нужен трактир Весельчака, "Крылатый меч"? Который на площади со стелой Славы? У папаши Весельчака вроде бы глаза не было… только вы бы это, господин хороший… не ходили бы вы туда…
– Это почему ещё?
– Так… э-э… известное же дело-то. В "Крылатом мече"-то, слышь, эти самые собираются. Ну, которые наёмники. К ним лучше не лезть, а то…
– Тихо. Куда мне лезть, я сам решу. Где эта самая площадь, говори!
Минута не слишком внятных объяснений, и мы с Ладой двинулись в указанном направлении. Сквозь никем не охраняемые ворота и дальше.
Эббалк оказался действительно большим городом… достаточно большим и богатым, чтобы оплачивать услуги Видящего, может, даже не одного. А ещё – летучих отрядов, которые пресекали бы беспорядки, следуя указаниям дежурных провидцев. Сочетание куда более эффективное, чем обычная, многочисленная, падкая на земные соблазны городская стража. И более надёжное, чем паллиативы вроде Клятвенного Столба. Летучий отряд профессиональных воинов и не менее профессиональных магов, вроде тех, что служат в Попутном патруле, – это Сила. Достаточная, чтобы внушить почтение почти кому угодно. Если же учесть, что Видящие заранее знают не только место и время, но ещё и характер угрозы…
В общем, я бы устраивать беспорядки в Эббалке не взялся. Даже за оченьбольшие деньги.
"Крылатый меч" встретил нас с хилла полутьмой, сдержанным гомоном десятков лужёных глоток и смесью запахов, вполне естественных для места, где собираются оттянуться в промежутке между наймами суровые мужчины и даже более суровые женщины.
Я и Лада выделялись на общем фоне отсутствием открыто носимого оружия и доспехов. Но это же отличие приближало нас ко второй категории разумных, посещающих этот трактир. И я не удивился, когда от ближайшего ко входу стола обильно татуированный тип, гибкий торс которого был перекрещён перевязями наспинных ножен, поинтересовался: