Попытка говорить 2. Дорога человека
Шрифт:
Кстати, сам я присутствовал в этом странном месте на правах тонкой чёрной тени. Толком разглядеть себя я не мог, но судя по тому, что всё-таки можно было увидеть, у меня не имелось ни постоянной формы, ни конечностей, ни вообще тела как такового. Тень и тень: зыбкая, туманная, невесомо-тонкая до неразличимости.
Когда я огляделся ещё раз, пытаясь вычислить источник света и тепла, оживляющего поляну, то обнаружил неподалёку от себя похожую тень. Только не чёрную, а жёлто-розовую, отчётливо женственную. Подплыв к ней, я услышал едва уловимую песню. Приблизившись ещё, я услышал, как песня становится отчётливее, ещё отчётливее и ещё…
…и, открыв глаза, увидел над собой лицо поющей Дурашки.
Сказать по совести, женщину в ней с первого взгляда опознать было сложно. Перепаханное, покрытое ямками и шнурами шрамов, изувеченное до полной утраты симметрии лицо. Не раз и не два сломанная и от этого косо разбухшая переносица; задранная парой параллельных шрамов левая бровь; губы – как кривой шов, очень коротко, почти в ноль, остриженные волосы непонятного цвета… даже странно, что обладательницу настолько непривлекательного лица назвали всего-навсего Дурашкой, а не Уродкой.
Но тем удивительнее было наткнуться среди этих руин на пару светло-синих, почти таких же прозрачных, как родниковая вода в глубокой чаше, глаз. Даже сейчас, когда в них не сиял огонь разума, глаза Дурашки притягивали мой взор, как магниты притягивают железную стружку.
– Приветствуй рассвет, – внезапно оборвав пение, сказала она. Речь у неё оказалась хриплой и невнятной; трудно поверить, что только что с её едва открытых губ слетали вполне чистые и мелодичные звуки. Опять магия?..
– Что?
Ответ медлителен и монотонен:
– Начинается день. Начинается быстро. Слишком, слишком быстро. Не надо так спешить.
– Я Рин Бродяга. А как зовут тебя?
– Укройся туманом, зайди за облако. Спи, мальчик. Спи крепче.
Мои упорные попытки достучаться до неё посредством ламуоне имели большого успеха. Если не считать успехом быстро нараставшую в душе сиделки тревогу.
Я сомкнул веки, и Дурашка тотчас же снова затянула свою бесконечную песню. Похоже, моё послушание и собственный голос подействовали на неё успокаивающе.
А на меня – как самое настоящее снотворное.
…но я уснул не весь, или, лучше сказать, уснул только телом. И сны мне снились странные-престранные. На полянке, окружённой Злым Лесом, я играл с поющей девочкой в прятки. Ещё мы с ней спорили о том, какого цвета Злой Лес. Девочка говорила, что он чёрно-зелёный, а я – что на самом деле он алый с белым. И что он вообще никакой не лес, потому что ало-белых лесов не бывает. Ну, разве что высшая захочет такой насадить.
А кто такая высшая? спрашивала у меня девочка. Да так, одна моя знакомая. Вполне приличная старушка, даже симпатичная. И на самом деле её зовут Сьолвэн. А тебя? Не знаю. Моё имя где-то потерялось. Может, в Злом Лесу. А может, ещё где, не помню. Я многого не помню. Так пошли искать! Я не пойду в Злой Лес! Там страшно! А я пойду. Не ходи не ходи не ходи пожалуйста не ходи! иначе ты тоже потеряешь имя и даже можешь вообще не вернуться а я не хочу снова остаться одна… Да ладно тебе. Хватит слёзы лить. Если хочешь, я останусь с тобой. Просто останусь с тобой. Ой, правда? Конечно, правда. Но я не смогу остаться надолго. Звезда моей клятвы зовёт меня в путь.
Звезда? А что это такое? У-у, малышка, это не так-то просто объяснить… И мы долго разговариваем о звёздах. Об огромных шарах плазмы, в недрах которых полыхает термоядерный пожар. О чёрной-пречёрной пустоте, по волнам которой плывут эти шары – пустоте, которая служит ключом и порождением Предвечной Ночи, младшей сестры той Бездны, из которой творец взял Силу для создания всего-всего. О том, как свет далёких звёзд в пустоте служил морякам и просто путешественникам как ориентир, не давая им заблудиться. О том, как небесная пестрота в доменах скрывает чёрную пустоту, в которой светят звёзды…
Как это – домены? Спрашивала меня девочка. И я рассказывал ей об этом тоже. А потом непостижимым образом перескакивал на Дорогу Сна. Невидимая девочка гладила меня по шерсти и тут же, для забавы – против, а я знай себе улыбался, вывалив язык. А ещё мы бегали взапуски, но она всегда была быстрее меня, потому что даже самая быстрая собака не может обогнать ветер.
В общем, было весело.
А так и не уснувшая часть меня спокойно продолжала выполнять задание, нагруженная по самое не балуй анализом теологической магии. Вспоминая поединок пары младших аватаров, восстанавливая звучание Слов, сопоставляя эффекты Знаков и подключая к этому делу ламуо, моя не уснувшая часть находила всё больше подтверждений уже сформированному рисунку выводов.
Вкратце: и Слова, и Знаки отчасти сродни умениям хилла – тем, которые я уже привык воспринимать как язык, пусть слабо, но всё же связанный с феноменом териваи. Причём Слова проще, грубее и в каком-то смысле основательнее, чем абстракции семантических лабиринтов языка хилла. Ровно то же самое (про простоту, грубость и основательность) можно сказать о соотношении Знаков и териваи. Если уж сравнивать столь далёкие реалии, используя метафоры, то теологическая магия в устах и руках аватар подобна топору, отлитому из бронзы, а наследие хилла напоминает сделанную мной в Тумане Межсущем метательную звезду – монокристалл нитрида бора, он же боразон, вершинное в своей простоте достижение неклассической магии. Бронза как материал – эволюционный тупик. Нитрид бора – первый шаг к истинному многообразию.
(Бронза, боразон… сходство даже чисто фонетическое… но разница!)
Аватаров и вообще смертных, накрытых тенью бога, сдерживает непонимание сути той мощи, которую они используют. Если суть риллу для меня хотя бы отчасти понятна, в малой степени, но всё-таки постижима, то вот суть божественности…
Я своими глазами видел осколки высших дарований во власти смертных и сам владею кое-чем из этого арсенала. Я не понимаю, что именно служит источником энергии Тихим Крыльям, но в конце концов источник энергии – это всего лишь источник энергии, не более; ведь и глубины понимания Предвечной Ночи мне недоступны, что совершенно не мешает черпать из неё Силу. А вот власть божества, разъятую на части, я не видел, и перед цельностью дара, которым наделён Шимо, мой анализ бессилен. Логик во мне отступает, не найдя ни единой щели в крепостной стене до небес, имя которой – божественная трансцендентность…
Ну что ж. Подумаю о себе.
Всё складывается поразительно удачно. Поразительно и уже поэтому подозрительно. Мой пофигизм в конце схватки с Ларрегом получает нечто вроде высшего оправдания. Подумаешь, мечом три раза ткнули! Да я уже почти здоров! Чтобы всерьёз испортить мне здоровье, нужно кое-что куда хуже честной стали. Зато смотри, сколько бонусов: Хмирлету помог, своего настоящего уровня владения магией не выдал, а ещё, оказавшись возле самого сердца империи, избавился от непосредственного присмотра аватары. Шпионь – не хочу!