Попытка говорить 3. Нити понимания
Шрифт:
– Что ж, спрошу. Логашт?
– Эти смертные не выдержат прямого удара, но покинут опасное место до того, как будет нанесён удар. Таким образом, убить их нельзя.
– Очень интересно. Значит, – Хордакк вновь обратился к Рину, – ты способен предвидеть наши действия? Без помощи Видящих, собственным пониманием?
– Да.
– И как ты приобрёл такую полезную способность?
– Она открылась при изучении моей Силы. У друидов я учился и у хилла тоже, но вот Видящие уроков мне не давали… если вас интересует именно это.
– Очень интересно, – повторил Хордакк.
– Очень опасно, – громыхнул Ротарэн. – Этот смертный явно перешёл предел дозволенного ему подобным. А если его ещё и убить нельзя…
– Зато можно убить кое-кого другого, – прошипел Улло Меч.
Тень вокруг Рина внезапно разрослась, наливаясь гневным багрянцем. А за плечами Схетты поднялись изломанные, мучительные для прямого взгляда контуры Крыла Кошмара.
– При всём уважении должен напомнить, – сказал высший, оставив вкрадчивость ламуо– сказал так, словно сама первородная тьма использовала его, как рупор, – что даже бессмертные являются уязвимыми.
– Логашт? – бросил Хордакк.
Спрошенный понял вопрос мгновенно и точно.
– Мой Видящий теряется. В прямой атаке эти смертные не могут серьёзно повредить нам, если не брать в расчёт особых обстоятельств. И даже их проклятия не обладают должной Силой, чтобы причинить серьёзный долговременный урон. Но в не столь уж отдалённом будущем они станут сильнее. А ещё есть тени неких…
– Довольно!
Улло Меч проделал то же, что недавно проделал Хордакк: призвал максимум доступной ему Силы, отчего Тихие Крылья, подобные множеству тонких сиреневых лезвий, словно раскалились до бело-голубого отравного свечения.
– Эти мошки увёртливы и не дадутся при попытках поймать их. Но притом они слишком слабы, чтобы представлять угрозу – до тех пор, пока их мало. Я знаю, что там, внизу, есть город, в котором вот эти наглые мошки учат других мошек кусаться. И вот моё слово: если они остановят меня, я первый признаю их право поступать, как вздумается, не согласуясь с нашей волей!
Вот оно, подумал Рин. Договорились, прах могильный!
Загорелась в зените маленькая и злая бело-голубая звезда. Быстрее молнии протянулась от неё ко дну Стопы Гиганта перекалённая нить. Ещё доля мгновения долой – и тяжкая, всё и вся сокрушающая волна, зародившись на периферии, помчалась к эпицентру.
Сворачивается время, агонизирует пространство. Рвутся скрепы Света и Мрака. В пологе небесной пестроты, как бы проеденная скоротечной ржой, расползается чёрная дыра в Истинное небо, и окрестности заливает непривычная, совершенно неестественная для доменов темнота. А со дна кратера, который отныне занимает место Стопы Гиганта и города, выстроенного на её дне, бьёт вверх толстая, чуть розоватая колонна протоматерии. Куда более яркая, чем привычное небо, соперничающая яркостью с диском солнца.
Она почти так же длинна, как нить, с которой всё началось. Но не так равномерна. На высоте, где полагается находиться пестроте небес, или, может, самую малость пониже, колонна расплывается диском плотного сияния. Алого, как артериальная кровь.
Если взглянуть издалека и с высоты, на которую редко забираются даже самые сильные птицы, колонна и диск похожи на огромный крест. …и я ничего, ничегоне смог сделать, чтобы этот крест не восстал над доменом!
До предела растянув восприятие и свою магическую власть, я смог лишь на несколько кратких мгновений замедлить чужой сокрушительный удар. Противостоять Ледовице было неимоверно тяжело – всё равно, что борцу нормальной комплекции пытаться отпихнуть прочь борца сумо. Но противостоять Улло? С тем же успехом я бы мог встать на пути у локомотива. Будь я простым парнем в красно-синем трико, я бы, может, и преуспел. Да только я не на Криптоне родился… и Тихих Крыльев не имею.
Собственный стыд и чужая боль жгли душу, как перегретый пар. Послушно растянувшееся время превратилось в ещё одного палача, позволяя поймать отголоски растянутой агонии, а память сохранила и приумножила пережитое, усилив муку сверх всякой меры…
Недостаточно. Недостаточно!
Я беззвучно выл по погибшим и оплакивал в своих мыслях сгинувшие чудеса. Миллионы картин, отныне оставшихся лишь в воспоминаниях выживших, жрал голодный огонь. Он гремел, ревел, хохотал адским хохотом, обгладывая прекрасные фасады зданий и точно по замыслу подстриженные живые изгороди, пожирая памятники и набережные, пруды и песчаные тропинки. Ненасытный, огонь превращал в часть себя слабую плоть и хрупкие кости, высокие башни и глубокие подземелья. Книахат, позднейшее и лучшее из моих творений, разделяло участь всего остального города и населявших его разумных. И в памяти моей огонь, поглотивший всё, отступал – чтобы жрать снова. И снова. И снова…
– Этого нет, – внезапно сказала Схетта, глядя на розоватый, слепящий "крест". – Это сон.
"Вот чем заканчиваются попытки восстать против властительных".
Обернувшись и защитив зрение тонкой плёнкой Мрака, Рильшо смотрел на погребальный костёр Ирвана, и Онлус Хиом разделял с ним это "удовольствие". Обоим магистрам было всё прекрасно видно, так как вместо пешего марша по джунглям они предпочли наколдовать облако наполовину живой, наполовину призрачной тьмы, умеющее летать и переносить по воздуху не слишком массивные предметы.
Бывшие Ночные Шипы к слишком массивным не относились.
А вот захваченное ими в дорогу добро вплотную приближалось к порогу, за которым облако тьмы уже не смогло бы поднять весь этот груз сразу.
– Как полагаешь, мастер: Рин и Схетта выжили?
– Почему бы нет? Высшие маги не бессмертны, но очень живучи… ладно, летим дальше.
– О! А это что?
Рильшо снова обернулся в сторону покинутого города – и замер.
Слепящий глаза даже сквозь плёнку Мрака, розоватый "крест" на глазах выцветал и "плыл", словно отражение в чёрной поверхности пруда, задетой чьей-то ладонью.
– Это сон!
"Хоровой" голос Схетты взлетел к воистину божественным высотам. А с моего восприятия словно спала пелена… или, наоборот, пелена опустилась на него?
"Интересно, кто сказал тебе, умник плюшевый, будто разрушение Ирвана именно тебядолжно поднять на новую высоту?!
Балбес.
Тебе дорог этот город, его хрупкие красоты и тонкие гармонии. О его жителях и говорить нечего. Но как ты умудрился забыть, что для неё – именно для неё, а не для тебя! – Ирван оэ Теффор – первая родина? То самое место, где началась жизнь мага по имени Схетта?" С различимым не для каждого треском посыпались скрепы реальности. Сеть воли, при помощи которой Теффор удерживал на ладони своей Силы домен – та самая сеть, которая не помогла сдержать удар Улло, даже поползновения такого не проявила – лопалась и расползалась опалёнными обрывками. А её место властно занимало нечто иное.