Попытка говорить 3. Нити понимания
Шрифт:
– Хочешь спросить, как мы стали высшими?
– Да.
– Для тебя это не останется тайной. Мы расскажем. Но сперва нас ждёт книахат… да-да, и о нём мы расскажем тоже. Больше того: покажем. Надеюсь, тебе понравится.
Если смотреть с улицы, комплекс зданий, ранее называвшийся школой Ландека Проныры, почти не изменился. Единственным, что могло насторожить наблюдателя, являлась ажурная, средней высоты… ну, пусть – башня. Хотя на самом деле эта штука больше походила на блестящую металлом и стеклом трубу, изогнутую, словно атакующая змея; "голову" у этой "змеи" рассмотреть не мог даже хороший маг, потому что
Только поднявшись через "хвост" и "туловище" до шеи, гость книахата обнаруживал, что за прозрачными стенами (вовсе не стеклянными: стекло не выдержало бы нагрузки) простирается не городской пейзаж, а некое смутное, мглисто-серое пространство. И что впереди, на фоне этого пространства, парит собственно книахат: висящая без видимой опоры длинная галерея, обросшая ответвлениями, которые также уходят неведомо куда – во всяком случае, далеко за пределы простого магического зрения. Увидеть всё это разом мог разве что очень опытный адепт магии пространства.
Или тысячелетний хилла. Такой, как Зархот.
– Это сделал ты?
– В основах. В частностях оно подстраивается под обитателей.
Нам навстречу попался крупный синечешуйный сугнади – кажется, из нового набора, один из немногих ему подобных, желающий развивать не только внутривидовые способности. Струясь мимо по направлению к Ирвану, он чирикнул простое приветствие.
– И тебе тёплого камня в ладони, – бросил я. Как всегда, ламуосработало куда лучше обычной эмпатии. Дальний родич василисков замер, глядя нам вслед всеми тремя глазами: пусть с опозданием, но сообразил, с кем только что "поговорил".
– Ты больше не скрываешь, что учился у друидов, – констатировал Зархот. Впрочем, эта констатация подразумевала вопрос: если бы тема не интересовала хилла, он бы просто промолчал. А я охотно ответил ему:
– Нет. У меня теперь появились иные, более тёмные и опасные тайны. И не у меня одного.
– Даже не стану спрашивать, что ты имеешь в виду.
– Мудро. Кстати, я буду благодарен, если ты, раскрыв любую из таких тайн, расскажешь мне, как именно тебе это удалось.
– Если такое случится, я расскажу об этом без расчёта на благодарность.
Я кивнул. Схетта промолчала.
По праву создателя я занял первое крупное ответвление по правой стороне от осевого коридора. Правда, особо возиться с обстановкой не стал, ограничившись пристанищем скорее аскетичным и экзотическим, чем "пристойным" или "богатым". Шестиугольная гостиная в своём естественном виде напоминала внутренности гайки. Потолок не показался бы низким даже кому-нибудь из трёхметровых разумных. Если считать южной ту грань, которая вела к другим помещениям книахата, то за сдвигающейся дверью в юго-западной грани располагалась ванная комната (довольно скромная, размером со средний "родильный бассейн"). За следующей, северо-западной гранью находилась комната для медитаций, она же "спальная" (в кавычках – постольку, поскольку "спал" я там исключительно в обществе Схетты).
Три оставшиеся грани, прозрачные, как слеза, служили сплошным панорамным окном с видом одновременно на Глубину, Мрак и Свет – правда, Свет представляло лишь неяркое мерцание у самого зенита, тогда как Мрак представал могучим, близким, неспокойным "морем". Покои ночи – настоящей, а не светлой ночи доменов. Вексту и прочим смертным, тяготеющим к энергиям высей, вид мог показаться неуютным… ну так не для них делалось. Меня вид из "окна" скорее успокаивал и навевал лёгкую ностальгию. Что поделаешь, вечер и ночь ещё на первой моей родине казались мне милее светлого времени суток. Как я писал в старом блокноте:
Безудержное солнечное утро. Томление усталых фонарей. Бессонница мне вновь подносит сутру С перечисленьем мыслей, дел и дней. Но что мне день? Лишь суетное бремя, Чужое, словно новенький сапог. Нет, мне милей моё ночное время, Которое наполнил я, чем смог. Пусть день сулит мне света океаны, Пусть он – любви и разума союз, – Верните мне полночные обманы, Ноктюрновой тиши прозрачный блюз!М-да. Как вспомнил, так снова взгрустнулось. Что это, симптом накопившегося утомления? Или тут нечто более глубокое? Но ладно. Как говаривала небезызвестная Скарлетт, "я подумаю об этом завтра". Успею ещё порефлексировать… при гостях это совершенно некстати.
– Давай, Зархот. Устраивайся поудобнее, задавай вопросы.
Прозрачная колонна в центре комнаты-гайки во время моего радушного спича как бы оплыла, превращаясь в круглый "стеклянный" стол и три таких же кресла. Только опирались эти кресла не на пол, покрытый пятисантиметровым слоем мха-трансмутанта – ещё не хватало ставить на живой подарок Схетты мебель, хоть бы и самую лёгкую! Нет, кресла являлись такой же частью колонны-метаморфа, как стол. Собственно, с последним они и соединялись парой тонких, почти невидимых опор, заменяющих классические ножки.
– Надо же, – заметил хилла, опускаясь на выбранное место. – Не иллюзия! Вот только не пойму, из чего это сделано…
– Если обойтись без сложных объяснений, то из напряжённого карбосиликата. Поскольку я – далеко не Фартож Резак и даже не один из его учеников, не так-то просто оказалось наделить плотную материю, помимо памяти формы, ещё и способностью выстраивать ориентированные молекулярные цепи. Но некоторыми успехами похвастать я уже могу.
– Заметно. А кто такой этот… Резак?
– Высший маг. Старый и могущественный, вроде нашей знакомой Сьолвэн, спец по кристаллам. Впрочем, давай я расскажу, что со мной было, по порядку. Начиная с момента, когда тебя сцапали… а вопросы ты задашь уже по ходу рассказа или чуть позже.
Возражать Зархот не стал.
Надо заметить, Схетта тоже слушала меня внимательнейшим образом. Так уж вышло, что мы с ней, говоря о былом, не торопились вдаваться в детали. Как-то сама собой сложилась ситуация тихого соревнования, кто о ком поймёт больше по "случайным" оговоркам, невзначай подброшенным фрагментам мозаики, мимолётным комментариям и прочим подобным мелочам. Так что сейчас я грубо нарушал неписаные правила этой игры, одновременно извиняясь тем самым за все вольные и невольные обиды, сколько бы их ни оказалось.