Порабощенная
Шрифт:
Поставив ее на полированный пол, он прижал девушку к себе и прошептал:
— Давай сбежим на парапет! — Она дала ему руку, и, подобно двум заговорщикам, они выскользнули из бального зала.
Диана, облокотившись на зубчатый парапет, залитый лунным светом, окунулась в магическую красоту ночи. Этот маленький дворец, такой теплый и доброжелательный, казалось, ждал ее долгие века, и теперь она наконец вернулась домой. Сама атмосфера была пропитана романтизмом. Диана понимала, что влюбилась, но не верила, что может полюбить мужчину так, как полюбила
— Ты не показал мне еще королевскую опочи
вальню, — мечтательно проговорила она.
Диана произнесла именно те слова, которые он жаждал услышать. В темноте Питер улыбнулся собственной сообразительности.
— Я оставил лучшее под конец. Здесь есть тайный ход, — прошептал он.
— В самом деле? — воскликнула Диана, окончательно побежденная. В одном из каминов открылись ведущие вниз ступеньки. — А свет нам не нужен?
— Держись за меня, милая. Пойдем на ощупь.
Она вцепилась в его руку, а другую положила на широкую спину. Через тонкую материю она ощутила твердые мускулы и покраснела в темноте. Такой сильный, а ведь умеет держать себя в руках. Что, если он выпустит эту силу из-под контроля? Она содрогнулась при этой мысли. От темноты, узкого прохода и возбуждения у нее перехватило дыхание. Она едва не вскрикнула, когда скрипнула дверь и лестницу залил свет.
Питер втянул ее в спальню и закрыл за собой потайную дверь. Таких комнат Диане еще не приходилось видеть. Огромная, с гигантским каменным камином, занимавшим целую стену. Над каминной доской висели два портрета — Елизаветы I в черном бархатном платье, расшитом бриллиантами и жемчугом, и первого графа Батского. На его гордом лице ярко выделялись темные глаза.
Перед камином стояли «его» и «ее» кресла, закрытые от пыли чехлами, а между ними — шахматный столик с квадратами из слоновой кости и черного дерева. На доске были расставлены великолепные фигуры из нефрита.
Дальний конец спальни до самого потолка занимали полки с книгами, переплетенными в кожу с золотым тиснением. Письменный стол футов восьми длиной с серебряными чернильницами и подставкой для перьев был завален письмами, бумагами и картами, как будто они помешали кому-то, кто только что усиленно здесь трудился. Центральное место занимала кровать на четырех столбиках с тяжелым бархатным пологом. Все было выдержано в зеленых и белых тонах эпохи Тюдоров и вышито небольшими золотыми коронами и львами. В спальне приятно пахло сандаловым деревом.
— Просто изумительно! — вздохнула Диана. Ее зеленое платье позволило ей на минуту почувствовать себя Елизаветой. Она зажмурилась, страстно желая, чтобы эта опочивальня принадлежала ей.
Когда она снова открыла глаза, то увидела, что Питер налил ей бокал красного вина. Диана знала, что она уже достаточно выпила, и ее слегка покачивало, но почему-то ей казалось, что будет правильным выпить это вино и вести себя беспечно. Она осушила бокал: ощущение было такое, будто в груди распустился алый цветок.
Питер принял бокал из ее пальцев и нетерпеливо притянул ее к себе. Его требовательный
Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появился Марк Хардвик. Диана охнула и вырвалась из рук Питера. Рука стремительно рванулась к лифу платья, расстегнутому сзади.
— Марк! Какого черта ты делаешь сегодня дома?
— Я окончил свои дела в Бристоле, — спокойно ответил ему граф. — А какого черта ты здесь делаешь?
— Как видишь, делаю предложение. Мы с леди Дианой обручены.
Диана хотела возразить, но все ее мысли в этот момент были направлены на то, чтобы скрыться от насмешливого взгляда надменного графа Батского. Она уже поняла, что именно ему принадлежит эта спальня.
— Полагаю, мне надо вас поздравить, — спокойно произнес он. — Добро пожаловать в семью.
Диана понимала, что она полностью скомпрометирована. Если она станет отрицать помолвку, то признается, что вела себя как шлюха. Она опустила ресницы.
— Прошу вас обоих меня извинить.
Марк Хардвик внезапно ощутил желание защитить ее. Диана Давенпорт была такой молодой и очаровательной. Любопытно, известно ли ей, какому жестокому молодому поганцу она приносит себя в жертву?
— Так да или нет? — добивалась от нее ответа Пруденс, когда они возвращались из Хардвик-Холла на Куин-сквер.
— Да… и нет, — ответила Диана, думая совсем о другом.
— Да уж, яснее не скажешь! И почему мы заторопились на заре, как ночные воришки? — спросила она, явно что-то путая. — Такое впечатление, что ты от чего-то бежишь.
— Так оно и есть, — призналась Диана. Она понимала, что должна как-то объяснить Пруденс их внезапный отъезд из Хардвик-Холла. — Вчера поздно ночью неожиданно вернулся граф Батский, и Питер сказал ему, что мы обручились.
Пруденс облегченно вздохнула:
— Слава Богу! Я уж думала, он так никогда и не сделает предложения.
Диана ощетинилась:
— Все дело в том, что Питер его не делал, а я не давала согласия.
— Это детали. Несущественные. Можешь мне поверить: если графа поставили в известность, значит, вы определенно обручены.
— Возможно, — нерешительно согласилась Диана. Она повела себя как последняя трусиха, попросив мистера Берка предоставить им карету до Бата и передать Питеру письмо.
Прошлой ночью ее возмутило и унизило, что он скомпрометировал ее, тем более в глазах своего высокомерного брата. Создавалось впечатление, что он сознательно завлек ее в ловушку. Останься она сегодня, устроила бы жуткую сцену, возможно, с участием Пруденс и графа, но именно этого ей и хотелось избежать.
Это должно остаться между ней и Питером. Она собиралась объясниться с ним наедине. Но сначала ей следует разобраться в своих чувствах и сделать выводы. Пока же она находилась в таком смятении, что не могла принять разумного решения, которое повлияет на всю ее жизнь.