Порабощенная
Шрифт:
— Вы, наверное, голодны? — сказал он, ставя около нее поднос.
— Пить хочется, горло пересохло. Спасибо.
Он сел в кресло у кровати и вытянул длинные ноги.
Диана потеребила высокий ворот ночной рубашки. Она взглянула прямо в черные глаза и спросила:
— Вы меня раздели?
Граф Батский облизнул внезапно пересохшие губы. Ее слова и вызванные ими воспоминания заставили его поерзать в кресле, чтобы скрыть возбуждение.
— Вас раздела Нора. — Он откашлялся. — В Хардвик-Холле почти вся прислуга — мужчины.
Нора — моя
Она начала есть принесенный им бульон. Его глаза следили за ложкой, которую Диана подносила ко рту.
— Это она варила? Необыкновенно вкусно.
— Нора — француженка. Мне повезло, что она у меня работает. — Наблюдая за тем, как она ест, он вспомнил вчерашний вечер, когда нашел ее без сознания. Когда он взял ее на руки, его сердца как будто коснулся ледяной палец страха. Ему тогда безумно захотелось за щитить ее, и это чувство жило в нем и сегодня. Вчера ему показалось, что причина в ее беспомощности и уязвимости, но сейчас он уже не был в этом уверен.
Он вспомнил, как увидел ее впервые в костюме богини. Его сразу тщ потянуло к прекрасной молодой девушке, что само по себе было странно, поскольку обычно он предпочитал женщин постарше и с опытом.
Вероятно, это произошло потому, что она была одета в римском стиле. А он всегда был неравнодушен ко всему римскому.
Как бы то ни было, он сразу понял, что хочет ее. Когда он сделал ей предложение, она выплеснула шампанское ему в лицо. Марк Хардвик хмуро усмехнулся, припомнив, как принял ее за женщину легкого поведения. Он и сам не мог понять, как это случилось. От нее исходила аура такой невинности, что опытный мужчина вроде него должен был сразу разобраться.
Выдавая желаемое за действительное, он закрыл глаза на ее явный аристократизм. И уж если быть честным с самим собой, виной всему была откровенная похоть! Он точно помнил, что она сказала, когда он предложил ей карт-бланш: «Вы слишком самоуверенны, слишком надменны и слишком стары для меня, лорд Бат!»
Еще он хорошо помнил, какая его охватила ярость, когда, войдя в спальню, он застал Диану в объятиях Питера! Когда брат сообщил, что они обручены, он ощутил острое чувство потери и понял, что едва не влюбился в нее. В тот момент он ненавидел брата и страстно желал Диану.
Все дело было в том, что он желает ее до сих пор. Когда он нашел ее без сознания в антикварном магазине, ему до смерти не хотелось везти ее в Хардвик-Холл, к Питеру. Он втайне надеялся, что Питер откажется от невесты, пропадавшей неизвестно где несколько месяцев, но брат пришел в восторг, что Диана нашлась, и помчался в Лондон, чтобы сообщить об этом счастливом событии ее тете и дяде.
Но никто, кроме Норы и его самого, не знал, что в середине ночи граф пришел в ее спальню и сказал Норе, что побудет с Дианой: желая быть рядом, когда она придет в себя.
Он смотрел на нее, такую тихую и бледную, и дивился ее красоте. Одна мысль о ней привела его в эту комнату. Теперь, глядя на нее, он чувствовал, как им овладевает желание. Его влекло к ней так неодолимо, что он едва справлялся
Желание сжигало его, туманило ему мозг, билось в сердце, отдаваясь в паху. Ему так хотелось, чтобы она принадлежала ему! Он отдернул от нее руку, как будто мог обжечься. Но желание от этого не уменьшилось. Он был возбужден до предела и оставался в таком состоянии всю ночь.
Марку казалось, что Диана принадлежит ему, что она была его, но он ее потерял. Всю долгую ночь в его мозгу мелькали неясные очертания… чего? Другого времени, другого места? Это было как наваждение, но видения так быстро исчезали, что он не мог рассмотреть их. У него бывали такие ощущения и раньше, когда ему приходилось держать в руках какой-нибудь предмет римской эпохи.
Где же —, будь оно все неладно! — была она эти девять месяцев? Его снедала ревность. И все же он знал, что у него нет права ревновать. Леди Давенпорт была обручена с его братом, Питером. Может быть, она сбежала потому, что не хотела выходить за него замуж? Он был бы счастлив, если бы это было так!
Когда Диана доела бульон, она выпила целый стакан воды и потянулась за чайником.
Марк Хардвик откашлялся:
— Извините, если я был резок.
Диана искоса взглянула на него:
— Как же вам трудно извиняться!
Он снова ощетинился, и Диана почувствовала легкое удовлетворение.
Марк с трудом сдержался и вполне резонно заметил:
— Если вы расскажете мне, что с вами случилось, я обещаю выслушать. Вам ведь надо кому-нибудь рассказать.
— И этот кто-то вы? Как великодушно! А когда я закончу, вы погладите меня по головке и сунете в рот конфетку. Затем перескажете все своему приятелю Чарльзу Уэнтворту и вдвоем с ним насмеетесь до упаду.
— Ради всего святого, Диана, не судите обо мне так! Я вполне способен на непредвзятость.
— Вот как? Диана? А что случилось с леди Дианой?
— Именно это я и хочу знать, черт побери! Что бы там ни было, но исчезла ваша милая аура невинности.
Диана рассмеялась.
— Невинности? — с трудом смогла выговорить она. — Ее-то я потеряла в первую очередь. Я жила с этими ужасными римлянами. Меня схватил примипил Маркус Магнус. Когда он увидел меня обнаженной, он велел меня вымыть и привести к нему. И я стала его рабыней!
Глава 29
У Марка Хардвика едва не отвисла челюсть. Она нарисовала такую эротическую картину, что кровь быстрее побежала по его жилам, добавив твердости его и так уже возбужденному фаллосу. Его обтягивающие бриджи для верховой езды мало подходили для подобной ситуации. Он встал, надеясь скрыть свое состояние, но ее фиалковые глаза нарочито задержались на внушительной выпуклости в его бриджах.
Она что, открыто признается, что у нее был любовник? Эта мысль шокировала его. Она — молодая, незамужняя, титулованная леди! Это просто немыслимо! Он пытался найти другое объяснение.